— Спасибо. Я уже ходила к психу в Амстердаме. Дорого и безрезультатно.
— А в этом бегании за моим мужиком, значит, есть результат?
— По крайней мере, я смотрю, как ты мучаешься. Уже бальзам на раны. К тому же этот мужчина еще не твой.
— А чей? С женой разошелся…
— Не форсируй события. Ты с Клениным тоже разошлась, но до сих пор его ревнуешь.
— Я? Кленина? Шутишь!
— Ничуть. И вообще, ты же не годишься на роль жены. Тем более для Смирнова. Ему нужна верная, домашняя курица, которая умеет вкусно готовить и готова вечно поддерживать его моральный дух. Даже из меня и то вышла бы жена для него.
— А из меня, значит, нет?
— Нет. Готовить не умеешь…
— Есть рестораны, в которых шеф-повар справится с этим лучше любой домашней курицы.
— Еда — да. А где домашний уют? Запах пирожков, котлет и борщиков? Нет, Ириша, не обольщайся. Ты создана для другого. Воевать, соблазнять, рваться в бой и искать высоких чувств.
— Кто вечно хочет зла и делает добро, — продекламировала Ирина и хмыкнула. — Кленин уже говорил мне, что я — ведьма. Но к котлетам не стремился.
— Дело ваше. — Соня откинула волосы и направилась к выходу. — Пожалуй, на сегодня я вас покину. Сон — лучший друг красоты. Не думай, что я испугалась. Все-таки мы с тобой не зря с детства знакомы. Своими наскоками ты меня не обманешь. Я тебе не Лоботрясов.
Ирина села в кресло напротив Смирнова и замолчала, разглядывая его так, будто увидела в первый раз. И непонятно, чего больше было на его лице: нежности или удивления.
— Разглядела наконец? — неловко пошутил Смирнов.
— Разглядела я тебя еще раньше. — Она отпила глоток. — И сразу почувствовала, что ты не такой, каким кажешься.
— А каким я казался?
— Замнем для ясности. — Она поставила рюмку на столик, поджала ноги под себя и потянулась. — Лучше расскажи о Вовке. Давно вы знакомы?
— Давно. Еще со студенческих времен.
— И что? Почему ты о нем раньше не вспоминал?
— Мы долго не общались. Он уехал из города, потом вернулся…
— Наверное, он о тебе много интересного знает. — Ирина засмеялась. — Как и твоя мама…
— Слушаешь всякие глупости, — обиженно сказал Смирнов.
— А что мне остается делать? Ты же молчишь.
— Что, всю свою жизнь рассказать? Это слишком долго.
— Тогда расскажи о самом главном. О чем-нибудь, что на всю жизнь запомнилось. Первая любовь, последний звонок…
— Ничего особенного. — Андрей встал и отошел к окну. В окнах напротив горели редкие огоньки. — Где твой сын?
— У бабушки. В ее, так сказать, загородном доме со всеми удобствами во дворе. Не отвлекайся от темы. Что вы сделали в своей жизни, господин Смирнов?
— Ничего особенного, — медленно повторил Андрей. — Разве что человека убил.
— Не придуривайся, я серьезно!
— Я тоже.
Он сидел напротив миловидной пухленькой блондинки, которую звали Варя. Или Зоя? Черт его знает. Он выпил несколько рюмок водки и пришел в такое состояние, которого Вовке удавалось достичь разве что после поллитровки.
Ему не удалось отловить друга и рассказать о предательстве Маргариты. Вовка то и дело бегал из комнаты в комнату, пел песни под гитару, ставил пластинки. Танцевал с девушками и совершенно игнорировал мрачное лицо Андрея.
Ну и не надо, решил Смирнов. Все равно, это не по-мужски — жаловаться на женщину. Настоящий мужчина скрывает свои чувства. Внешне у него все в порядке, все как с гуся вода. Подумаешь, Маргарита! Она не единственная на свете. Мы себе найдем других. Вот хотя бы эту Вареньку. Или Зоеньку?
— Девушка, я вас люблю, — пьяно хихикнул он и упал лицом на стол.
— Ни фига себе, — поразился Вовка, которого позвали из соседней комнаты. — Когда успел? Главное, никогда не пил, а тут — на тебе.
Коллективными усилиями Смирнова оттащили в ванную, облили холодной водой. Вовка похлопал его по щекам.
— Сейчас на свежий воздух выйдем, проветримся.
— Не хочу на воздух, — пробормотал Смирнов, пытаясь устроиться на крышке унитаза вместо подушки. — Мне и тут неплохо.
Отчаявшись вразумить друга, Вовка оставил его в ванной. Веселье продолжалось.
Часа через два Андрей пришел в себя и обнаружил, что лежит на грязном кафельном полу, спиной больно упираясь в стиральную машину.
— Где я? — простонал он. Голова болела, но в целом он чувствовал себя более-менее вменяемым. — Люди, ау!
Варенька-Зоенька заглянула к нему и захихикала.
— Володя, ему лучше! — Она опять посмотрела на него и засмеялась.
Смирнову стало стыдно. В таком виде, как последний алкаш…
— Уже? — Вовка зашел и помог ему подняться.
Варенька-Зоенька продолжала хихикать под дверью. Наверно, она так кокетничала.
— Что случилось? — Вовка посадил его на унитаз, а сам примостился на «Вятке». — С чего ты вдруг пустился во все тяжкие?
Смирнов начал рассказывать. Сперва о том, как на пикнике Таня заронила в нем сомнения, потом о том, как ждал Маргариту. Лицо Вовки вытягиваюсь.
— Хочешь сказать, что ни о чем не подозревал все это время? — недоверчиво спросил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Да ладно, я просто спросил, — заколебался Вовка.
— Раз начал, говори, — жестко сказал он. — Ты что-то знал и не говорил?
— Об этом можно было догадаться. — Вовка заерзал на стиральной машине.
В дверь постучали. Варенька тряхнула волосами, мило улыбаясь.
— Там все гулять собираются. Нужно Надю проводить. Вы пойдете?
— Нет, — сказал Смирнов.
— Да, — встрепенулся Вовка. — Тебе лучше проветриться. Подождите нас, мы сейчас выйдем.
Смирнов мрачно посмотрел на него:
— И с чего я должен был догадаться?
— Она же всегда говорила, что в личных отношениях не должно быть никакого мещанства. Что любовь преступно запирать в сундуке. Не помнишь?
Да, действительно, он это слышал, но никогда не применял лично к себе. Если ты влюблен по-настоящему, то не думаешь, что твое чувство — старый хлам, запертый в сундуке.
— Мало ли что кто говорит, — упрямо продолжал Смирнов. — Ты, например, говоришь о том, что хочешь свалить в Америку. Но не уехал же?
— У меня возможности не было, — сказал Вовка.
В дверь опять постучали.
— Идем, идем!
Компания высыпала на улицу в прекрасном настроении. Подмораживало, ночь была удивительно ясной и лунной. Девушки щебетали, смеялись и толкали друг друга, играя в салочки. Замыкали шествие Андрей и Вовка. Остальные молодые люди были слишком пьяны, чтобы куда-то идти, и остались досыпать на квартире.
— Но говорить — это одно, а делать — совсем другое, — стоял на своем Смирнов. Свежий воздух действительно выдул пары алкоголя из его головы, оставив после себя только холодную ярость. На Маргариту, на себя, на Вовку, на весь мир. — Она никогда не говорила, что у нее кто-то есть.
Вовка молчал.
— Почему ты ее защищаешь? — не выдержал Смирнов. — Я что, не прав? Я хотел… думал…
— Думал, что вы поженитесь? — подал голос друг. — Знаю, она мне говорила.
— Но она не могла тебе ничего говорить. Я только собирался…
— Но она же не дурочка. Она понимала, что ты относишься к ней серьезно. Думаю, ее это слегка пугало.
— Почему?
— Она не хотела здесь оставаться, если хочешь знать. На почве Америки мы с ней нашли общий язык.
— Когда это вы успели так сдружиться? — прищурился Андрей. Злость все сильней дурманила его, и все чувства, которые он носил в себе, рвались наружу.
Вовка помолчал. Девочки помахали им рукой, но Смирнов не ответил.
— Наверно, я зря тебе не сказал… Черт, это не так просто сделать… Короче, мы с Марго…
Смирнов только посмотрел на него, но Вовка отпрыгнул подальше.
— Чего смотришь? Это не то, то ты думаешь!
— Так, пара поцелуев. Тем более я к ней не подкатывал, клянусь! Это получилось как-то само собой. Помнишь, ты заболел и не пошел к Мишке на день рождения? Мы просто сидели, говорили. Я ей жаловался на подружек, она мне рассказывала что-то о женской психологии… Еще пошутила, что чувствует в себе задатки султана. Мол, завела бы себе гарем, чтобы не искать одного идеального. А то один умный, другой добрый, третий воспитанный…