«Все одно к одному», — подумал я и пошел потихоньку на свой восьмой, поминая недобрым словом лифтеров, хулиганов и даже тех теоретиков, которые считают, что подниматься по лестницам пешком — полезная тренировка для сердца. При тридцати двух по Цельсию, а именно до этой отметки доползла красная жидкость в термометре, установленном на площади, через которую мы только что проехали, человеку с валидолом в кармане о такой оптимистической концепции хочется сказать одно — теория мертва…
Зато на вечноцветущем древе жизни плоды-сюрпризы зреют в любую погоду. И приносят их, как правило, женщины. Не зря же первая из них яблоко сорвала.
Открыла мне жена.
— Вернулся? А у тебя гость.
И, ничего не поясняя, показала на дверь кабинета.
Я сунул ноги в шлепанцы и мимо душа, о котором мечтал, пошел в свою комнату.
В кресле, вытянув худые длинные ноги, сидел Толя Михалев.
— Ты?
Он встал.
— Ну, знаешь, тебя пороть нужно! — произнес я тоном, который, конечно же, не соответствовал угрожающему смыслу слов. Я шагнул к мальчику не то чтобы поздороваться, не то просто пощупать и убедиться, что это в самом деле он.
Толя встал, но решительно отстранился.
— Я вас ненавижу.
В данном случае тон и смысл полностью совпадали. Я не обиделся, я растерялся.
Он смотрел в упор злым и в то же время измученным взглядом.
— Меня?
— Вас! — И, помедлив, «позолотил пилюлю». — И вообще всех взрослых.
— Ты что… Питер Пэн?
— Кто это?
— Мальчик из английской сказки. Он никогда не старел.
— Ну и что?
— Ну, он мог, наверно, относиться к взрослым, как к особой категории, а ты-то сам завтра им будешь…
— Таким, как вы, я не буду.
— Таким, как я, или все мы… совершеннолетние?
— Таким, как все.
— Хорошо. Твое право. Сядь.
— Насиделся.
— Извини, мы как раз были заняты твоими поисками.
— Вот и нашли. Отдайте письмо! «Так вон оно что!..»
— Присядь, пожалуйста.
— Я не в гости пришел. Отдайте то, что вы украли.
Так он меня хлестнул, и я с болью подумал: а ведь прав он в чем-то, даже во многом.
— Мы не хотели тебя огорчать.
— А вы всегда все для пользы делаете. Только из этой пользы…
— Что?
— Жабы и тараканы.
— Данте сказал бы, дорога в ад вымощена благими намерениями.
— Плевать мне на Данте.
— Ну, это ты сгоряча. Он, конечно, «взрослый», но в общем-то сказал то, что и ты сейчас.
— Не вешайте мне лапшу на уши. Отдайте…
Я оказался в трудном положении.
— Пожалуйста, Толя, присядь.
— Мне некогда. Давайте письмо.
— У меня нет этих бумаг.
— А где же они?
— У моего друга, работника милиции.
Мальчик сел и… заплакал. Видно, не выдержал напряжения.
Мне было и жалко его, и стыдно. За нас, за взрослых, за самоуверенность нашу, за убежденность в праве поступать, не считаясь с младшими. Не отсюда ли начинается произвол вообще? Сначала дети, потом подопечные, подчиненные, все они выстраиваются в ряд «братьев меньших», которых с умыслом или не замечая бьем во благо их и общее, и больно бьем, да еще на неблагодарность жалуемся.
— Перестань, Толя. Слезами горю не поможешь. А бумаги твои помочь разобраться могут.
— Отец не виноват.
— Он там как раз наоборот пишет.
— Его опутали.
— Скорее всего. Потому я и хотел помочь справедливости. Сейчас расследуются преступления Черновола, следствие в твоих бумагах может найти что-то нужное. Мы так с дядей Гришей подумали.
— Он тоже меня предал!
— Как ты узнал, что я забрал бумаги?
— Я слышал ваш разговор, но не все. Слышно было плохо, и спать хотелось… Я заснул, а утром вспомнил, потом думаю — приснилось, потом — нет, не приснилось. Не верил, что меня обокрали и предали.
Смягчать его слова сейчас не было смысла.
— Ты был дома?
— Нет. Там мне нечего делать.
— Как так?
— Этого вам не понять.
— Ну, предположим. Где же ты ночевал?
— В копне. Я опоздал на автобус, поехал попутной машиной, а она сломалась по дороге.
— Значит, ты только сегодня в город добрался?
— Вы же видите.
— Тебя покормили?
— Я у вас есть не буду.
— Ну и зря.
— Когда мне отдадут письмо отца?
— Завтра, я думаю.
Он вытер глаза и щеки грязным носовым платком.
— Отца позорить будут. Эх, вы…
— Нужны свидетельства…
— Пусть их Саня и дает. Или его расколоть не могут?
«Значит, не знает!»
— Слушай, он же погиб!
Мальчишка как-то вытянулся.
— Погиб?
— Толя, сядь, пожалуйста. Это очень серьезно, ты меня выслушать должен…