— Да… Но…
— Ты сказал неправду?
— Правду. Я ведь не знал, что он утонул, а когда узнал, что она вину взяла на себя… Как же я мог скрываться?
— Вот-вот. Значит, никакого вранья нет. Просто тебе не пришло в голову, что нужно признание зафиксировать на бумаге. О бюрократических формальностях ты не подумал, верно?
— Писать я не думал.
— А мы поправили дело. Вот и все. Подписывай.
Толя положил ручку на стол.
— Я не хочу так. Вы меня жалеете.
— Немножко есть, — согласился Мазин. — Ну и что? Это когда я учился в школе, нам вдалбливали, что жалость унижает человека. С тех пор много воды утекло, некоторые вещи иначе смотрятся. Так что униженным себя не считай. И будь уверен, на обман закона я не пойду. Я только хочу, чтобы были наказаны те, кто действительно виноват.
— Но его-то я столкнул.
— Опять гордишься?
Мальчик вскочил.
— Он заслужил. Он семью нашу разбил. Он, может, быть, даже убил папу! А если не убил, все равно убил, понимаете?
— Понимаю, Толя.
— И я рад, что он умер. Вы бы его за что судили? За какие-то тряпки, обрезки! Подумаешь? Да он и не воровал, он же из сэкономленного. Вам еще адвокаты скажут, что он полезный человек, который не нашел себя, не реализовал своих возможностей. Он бы легким испугом отделался. А мы не обрезки, не хэбэ какие-то. Мы люди, и он нас… И правильно я сделал. Это повезло всем, что такая сволочь сдохла!
Мазин смотрел непроницаемо, не споря и не поддакивая мальчику. Выслушал и повторил, будто и не слышал всех горячих слов:
— Подпиши, Толя.
— Нет, не хочу. Все ловчат, а я не хочу.
— Ловчат не все. Поверь, ты не себя выручаешь, а помогаешь следствию. Пока это запомни, потом поймешь. И точка.
Мазин голоса не повысил. Но Толя послушался наконец, присел и быстро поставил фамилию.
— Дату, пожалуйста… Вот и хорошо.
— Куда мне теперь?
— Не спеши. Еще одна бумага нужна.
— Зачем? Кому?
— Мне. Но теперь ты без подсказок, сам, собрав свою память, опишешь, что с тобой произошло сегодня ночью. Детально! Мелочей тут быть не может. Повторяю — детально. Не спеши, перечеркивай, если ошибешься, но пиши только правду. Кстати, ты мог бы узнать их по голосам?
Снова Анатолий заколебался.
— Вижу, что мог бы, верно?
— Да, одного.
— Почему одного?
— Говорил один.
— Вот как! Любопытно. И говорившего ты бы узнал?
— Да. Голос узнал бы.
— А в лицо?
— Я же не видел…
— Ты его знаешь, Толя, — сказал Мазин буднично.
Анатолий вскинул глаза, встретился взглядом с Мазиным и подтвердил глухо:
— Знаю.
— Сразу узнал?
— Нет. Я не видел его в лицо. Я потом вспомнил, а сначала не мог понять, хотя голос знакомый показался. Я потом, уже утром, тут, на скамейке, вспомнил…
— …что это голос Лукьянова, — закончил за мальчика Мазин.
Думаю, что именно в этот момент Толя убедился окончательно, что Мазин действительно «человек из милиции». Но сам я был поражен, может быть, и больше, чем мальчик.
— Вы… знаете?
— Я-то знаю. А вот он откуда узнал, что Черновола ты столкнул, а не мать?
Анатолий невольно дернул себя за вихор на затылке.
— В самом деле! Откуда? Я и не подумал.
— Ты кому-нибудь рассказывал?
— Никому!
— А как это вообще произошло? Как ты на пристани оказался?
Теперь, когда Мазин завоевал доверие паренька, вопрос прозвучал почти мимоходом и не вызвал никакого противодействия.
Мальчик только снова опустил голову, его голубые глаза исчезли, остался один ломающийся прерывистый голос.
— Ну, я думал, она за него замуж собралась. Но вы же понимаете? Отец только умер. Он его довел… Как она могла с ним встречаться! Я знал, что они встречаются, хотя они прятались от меня. Короче, я пошел туда… Я знал. Вы скажете, следил, не имел права, они взрослые люди… Ну и пусть, это же был мой отец! Я приехал туда. Уже темно было. Я подошел к пристали. Я не знал, что буду делать. Я тоже понимаю, что они взрослые и им плевать на меня. Я не знал, что сделаю. Они тихо говорили, я не слышал. Вдруг он как крикнет: «Ну, этот номер не пройдет!» И еще он обозвал ее. Я не буду говорить, как.
— Не нужно.
— И ударил. Зло, с размаху. И я тогда сам не свой стал. Я кинулся. Он не ожидал, поэтому и упал. Я даже не помню, как я его столкнул. У меня ничего не было, ни ножа, ни камня, иначе я бы убил его. А так просто налетел и столкнул. И тут на нее посмотрел, а она на меня. И я убежал. Я не испугался, я уверен был, что он выплывет. Мне за нее стыдно было. И я убежал.