— Знаешь, Толя, у Достоевского был такой персонаж, капитан Лебядкин, он говорил — игра природы, а не ума. Правда, это он о старой России…
— Как будто Америка лучше!
— Ну, кто это говорит!
— Да сколько угодно. У нас в классе, знаете, сколько на «штатском» помешаны! Даже девчонки на платьях «Ю. С. нэйви» вышивают. Знаете, что это?
— Знаю. Военный флот.
— Черновол тоже фирмовый ходил… Вы мать видели? — перешел он вдруг.
— Видел.
— Ну и что?
— Обижается, что ты не пришел.
Я думал, мальчик скажет что-нибудь резкое, но он промолчал.
— Рада, что ты от них вырвался.
— Чтобы в тюрьму загудеть?
— Подожди ты с тюрьмой! Расскажешь, как все дома было, как этот человек зло в семью принес, чем поплатиться пришлось, и поймут тебя. А на себя наговаривать не нужно. Уверен, если бы ты знал, что он утонет, ты бы сто раз подумал, прежде чем на него бросаться.
— Это вы точно, — отозвался мальчик с горечью, — мог и струсить.
— Да прекрати ты! Расправа человека не украшает.
— Ладно. Я думаю, вы правы. Суд не может не понять, что он по заслугам получил.
— А я, Толя, не могу понять, чего эти подлецы, что тебя захватили, добивались. Они же должны были соображать, что за такое похищение самим отвечать, придется.
— Они матери мстят.
— Мы говорили. Но почему? Они ж ее и не знают толком? Да и как они узнали, что именно ты столкнул, тоже вопрос. Мать говорит, она не рассказывала…
— Ей отказаться ничего не стоит.
— Лукьянов был у вас?
— Почему бы и нет?
— Сам ты его не видел.
— Я же в колхозе был.
— Да, верно.
Наверняка этот тип приходил после исчезновения Черновола. И мать проговорилась. В растерянности, конечно, стремясь себя обелить. Потом пожалела, хватилась, но поздно уже, те воспользовались оплошностью. Чтобы мстить?
Да, получалось почти логично, но не больше, все-таки не Сицилия, не горцы-кровники…
«Интересно, отдали они уже пленку в прокуратуру?»
— За что же такая месть?
— Он мне вслед крикнул. Иди, говорит, и все мамочке расскажи!
— Ты об этом Игорю Николаевичу не сказал.
— Разве это так важно?
— Видишь ли, Толя, у Игоря Николаевича свой подход, профессиональный. Я не всегда понимаю ход его мысли. А он, пока все не прояснится, держит мысли в голове. Но я знаю, что для него любая мелочь важна. Вернее, нам с тобой что-то мелочью кажется, а для него это важная деталь. Нужно ему эти слова передать. Заодно узнаем, как они пленкой распорядились.
— Узнайте!
Несмотря на весь стоицизм, мальчик, конечно, ждал развития событий отнюдь не равнодушно. Снова мне его жалко стало.
Искать Мазина, как всегда, оказалось делом нелегким. Я позвонил Сосновскому.
— Игоря мне найти не поможете, Юрий Борисович?
— В данный момент затрудняюсь.
— Донос на мальчика получили?
— Пока нет.
Я глянул на часы.
— Что-то тянут похитители. Полдня уже прошло.
— Я думаю, они нам вообще ничего не передадут.
— Вы так думаете?
— Игорь Николаевич тоже…
Со мной он таким предположением не делился.
— Толя у вас?
— Да.
— Здорово нервничает?
— Держится молодцом.
— Передайте, пусть так и держится.
— Обязательно, — ответил я.
Конечно, Сосновский сказал так не просто из желания поддержать мальчишку, наверно, они с Мазиным говорили о чем-то, чего по телефону, да еще лицу случайному, не скажешь. От надежды на лучшее мне стало легче.
— Привет тебе от следователя.
— Ого! Уже и следователь есть! Заработала машина?
— У меня впечатление, что еще мотор прогревают.
— Зачем им спешить! Куда я денусь…
Тут я себя по лбу ладонью хлопнул. Главного-то, ради чего звонил, не сказал. Отвлек меня Юрий своим оптимизмом, а я обрадовался и забыл.
Пришлось снова набирать номер.
— Юрий Борисович! Склероз! Я, собственно, хотел сказать, у мальчика сложилось впечатление, что похитители руководствовались явным озлоблением против матери.
— Игорь Николаевич из этого и исходит.
— Ах, так! Ну, простите еще раз.
«В самом деле! Разве мы не говорили об этом…»
Я еще стоял у телефона, когда раздался звонок в дверь. Было это неожиданно и в общем-то не вовремя. Между прочим, тоже одна из примет нынешней цивилизации: на дверные звонки люди стали реагировать нервно. Раньше было не так. Случалось, радовались неожиданному «вторжению». Теперь принято договариваться, оповещать заранее. Что-то полезное при нашей занятости в этом, конечно, есть. Но и потери налицо. С одной стороны, телефон позволяет визиты регулировать, целесообразнее организовывать время, с другой, вроде бы и не вперед ушли, а к тем временам, когда незваный гость считался хуже врага. Короче, гостеприимства поубавилось. Вот и я отправился в прихожую, подавляя неудовольствие.