У ворот женщина неопределенного возраста развешивала белье на веревке, протянутой от дома к забору.
— Вы мне не подскажете, как найти квартиру Перепахина?
Женщина оглядела меня с нескрываемым любопытством.
— Вон, по лестнице, — махнула она наконец рукой с прищепкой. — Он вам сам нужен?
— Сам.
— Нету его.
— Нету?
— Нету.
Пояснять свои слова она не стала, отвернулась и занялась бельем.
— А вы не родственница?
— Еще чего!
Сказано было выразительно и к дальнейшим вопросам не располагало.
По гнущимся под ногами ступенькам я поднялся на площадку, своего рода балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда двери вели в квартиры, сюда же выходили и окна.
Я постучал. Дверь была не заперта, но мне никто не ответил.
— Можно к вам? — спросил я громко.
— Кто еще? — послышался неприветливый голос.
Входить не хотелось, однако я толкнул дверь. В крошечной прихожей мне пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о педаль висевшего на стене велосипеда. За прихожей шла комната. Прежде всего я увидел детей. Мальчишка лет двенадцати в истерзанных джинсах наблюдал за пыхтящей стиральной машиной. Девочка поменьше кормила манной кашей малыша, повязанного слюнявчиком.
— Здравствуйте, — сказал я.
Откуда-то изнутри квартиры появилась женщина в халате. Не отвечая на приветствие, она смотрела хмуро, выжидательно.
— Мне нужен Женя Перепахин, — произнес я неуверенно.
— Опоздали.
— Он ушел?
— Ушли… его.
«Неужели все-таки он?!»
— Как? Куда?
— Милиция забрала.
Сомневаться больше не приходилось, но я пробормотал неловко:
— Может быть, это ошибка…
— Какая ошибка! Сидел тут, побрякушками любовался. С поличным и взяли.
— С монетами?
— А то с чем же! Увидал милиционера в окно — раз их под подушку.
— Там и нашли? — спросил я без особой надобности.
— И не искали. Сам отдал, как милиционер у него спросил.
— Милиционер пожилой?
— Почему пожилой? Молодой парень.
— А пожилой среди них был? В штатском?
Не знаю даже, почему я так допытывался об участии в аресте Игоря Николаевича. Наверно, испытывал потребность убедиться, что все это не дурной сон. Однако, напротив, совсем не убедился.
— Среди кого? — не поняла меня жена Перепахина. — Один был парень. Чего тут другим еще делать? Это ж не бандита ловить…
Будничность ее слов никак не вязалась с моим представлением об аресте убийцы, опасного преступника. Рядовой милиционер среди бела дня, в форме, поднимается спокойно по лестнице… Ерунда неправдоподобная.
— Странно. Значит, Женя… — я поколебался, подбирая слово, присвоил чужие монеты? Из коллекции взял?
Женщина в ответ неожиданно закричала:
— Монеты взял! Плевать мне на эти монеты. Он кровь мою выпил, жизнь сгубил, а теперь на казенные харчи сядет, на химию устроится. Не клят, не мят… А я с этими тремя ртами как, а?!
Я взглянул на детей, почему-то ожидая увидеть три широко открытых рта, но рты были сомкнуты, даже евший кашу маленький сжал тоненькие губки и испуганно смотрел на мать.
«Что это она?.. Не знает? Какая «химия»! «Не клят, не мят!» Он же убил. «С поличным и взяли». А она, выходит, не знает. Сказать? Язык не поворачивается. Лучше пусть без меня узнают. Хоть немного позже. Бедные дети…»
Я смотрел растерянно и бессильно.
— И зачем я с таким паразитом связалась! Тунеядец, захребетник проклятый, ворюга! Пожалела на свою голову. Думала, бедный человек, невезучий…
— Пожалуйста, успокойтесь!
— Да как я могу успокоиться? Как?! Если б я его сейчас увидеть могла, топором бы изрубила, собственными руками…
Но не зря говорят, что трагедию всегда может сменить фарс.
Старший мальчик, угрюмо отвернувшийся от матери и смотревший уже не за стиральной машиной, а в окно, вдруг крикнул:
— Да вот же он, мам! Вон идет!
Как говорится, я не поверил глазам. Через двор в самом деле шел маленький, обтрепанный человечек без шапки. Клочья седых, спускавшихся до воротника волос не могли скрыть давно определившейся лысины. Навряд ли я узнал бы в нем Женьку Перепахина, встретившись на улице. Но сейчас сомнений не было. Девочка, кормившая братишку, запрыгала с ложкой по комнате.
— Ура! Папку из тюрьмы выпустили!
Под эти слова Перепахин и вошел в комнату.