— Не замечал.
— Как же не замечали, если все знаете? А я могу не все? Я имею право?
— Не знать?
— Просто знать, что я ничего не знаю.
— Ну, это Сократ.
— Да прекратите вы книжные примеры! Цитаты! Классики! Вы от себя сказать что-нибудь можете? Что вы можете? Внушать, что нас ждет мир и счастье?
— Такого я не говорил, да и классики не все оптимисты, однако мир как-никак больше сорока лет…
— Читала, слышала… А толку что? На чем он держится? На страхе? На гнилой ниточке? А если кто-то дернет, оборвет? Кому жить надоело. Кому плевать на все это человечество. Если кнопка, или ключ там, или пульт, черт его знает что, в руки такого человека попадет?..
— Какого?
— Да хотя бы, как я!
— Вы это серьезно? Вы могли бы взорвать мир? Землю?
Ирина махнула рукой.
— Откуда я знаю… У меня же нет кнопки под рукой. Но иногда хочется.
— Не бросайтесь такими словами. Даже сгоряча. К тому же этот ключ не так уж просто пустить в ход.
— Теплоход огромный потопить тоже непросто, а встретились два барана, стукнулись лбами и потопили. Как я Саню. Короче, скажите вашим друзьям, пусть забирают меня.
— Вы хотите искупить вину?
«Старый дурак!»
Это не было произнесено, но я услышал слова почти ясно, прочитал их на лице и уловил презрение, которое было в них вложено. Но, выпалив мысленно свой заряд, Ирина взяла себя в руки и заговорила со мной нарочито спокойно, как говорят с несмышленым ребенком.
— Никакой вины я за собой не чувствую. Он нам столько горя принес, что я виновата только перед своими. А он заслужил, но государство-то по-своему смотрит. Ему кто толкнул нужен. Вот, пожалуйста, я толкнула. Пусть берут. Мне под замком спокойнее будет. Они же мне мстить хотят!
«Это еще что?..»
— Кто? Кто вам хочет мстить?
— Саня-то не один был. Там целое дело делалось.
— Его сообщники хотят вам мстить?
— А то кто же!
Мысль показалась дикой. Речь-то шла об обыкновенных махинаторах с излишками текстиля, а не о банде убийц. Какая тут может быть месть!
— За что? Мстить за что?
— За него.
— Да зачем?
«Невероятно! Но она говорит убежденно. Чушь! Нужно ее разубедить!»
— Ерунда. Вы что-то вообразили.
Ирина отрицательно повела головой.
— Да что они могут вам сделать?
— Не мне. Анатолию. Его могут выкрасть.
«Даже так! Какое, однако, болезненное воображение!»
— Вы преувеличиваете.
Снова то же движение головой.
— Меня уже предупредили.
— Каким образом?
— По телефону.
— Звонили? Вам? Что говорили?
— Он сказал, что Анатолий поплатится за мою вину.
— Кто он?
Ирина медленно приподняла, и опустила плечи.
— Не знаю. По телефону.
«Неужели идиотская шутка? Ну, в крайнем случае, мелкая отместка родственников… пусть даже сообщников. Но нельзя же такое принимать всерьез. Нет, не в тюрьму ей нужно, а в больницу».
— Вы напрасно мне не верите, — сказала она.
— Я верю. Но тут явное преувеличение. Да и логики не вижу. Вы говорите, что угрожают Анатолию, а сами хотите укрыться в тюрьме. Чем же ему лучше будет, если вас арестуют?
— Вы по-одному думаете, я по-другому. Они не шутят. Если меня осудят, они увидят, что я наказана, и оставят сына в покое.
«Несомненно, больная логика! Однако Мазин сказал — чего не бывает… И предложил мне спросить. И вот ответ».
— Уверен, что это злой розыгрыш каких-то подонков. Ничего не будет.
— Будет. Мне звонят каждую ночь.
— Ночью?
— Ровно в двенадцать.
— И повторяют угрозы?
— Нет. Молча вешают трубку. Я с ума сойду.
«Что за садизм. Да еще в полночь… Или ей мерещится все это?»
— Могут быть и случайные звонки, люди ошибаются номером.
— Ровно в двенадцать?
И тут наконец Ирина просто, заплакала, как плачут в горе вполне нормальные люди. Я не знал, что говорить дальше…
Зато мне было что сказать Мазину.
К этому времени он уже был в гостинице. Лежал на диване в тренировочном костюме с журналом «Огонек» и, покусывая ручку, размышлял над кроссвордом.
— Не помешаю законному отдыху?
— Наоборот. Тебя-то мне и не хватает. Ведь ты все знаешь!
Я усмехнулся, вспомнив Ирину.
— Все, кроме жизни.
— А… Под впечатлением? — понял меня Мазин. — Тем более. Гимнастика для ума. Тридцать четыре по горизонтали — дом для приезжающих. Трудный вопросик, а?
— Я вижу, ты в хорошем настроении.
— Что, не по зубам? Девять букв. Предпоследняя — ц.
— Игорь, мне не до шуток.
— А все-таки?
— Ты где живешь?