Невольно вспомнилось, как четырнадцать лет назад мы так же собирались в конторе колхоза, чтобы обсудить не слишком веселые колхозные дела. Но вот нет Логинова, не будет уже никогда Василия. Диомидовича Котлова, которого заместил теперь Устинов... и как изменились мы все за эти годы! И мы, и жизнь. Только, в отличие от нас, как соглашаемся все мы, жизнь меняется вроде бы в лучшую сторону. Во всяком случае, вопрос о сельском хозяйстве, который мы когда-то обсуждали, получил свое разрешение, и теперь можно приниматься за другие...
И сразу выясняется, что не все так просто.
- Если делать так, как планирует рыбакколхозсоюз, то нечего на это время тратить,- с присущей ему резкостью ставит все на свое место Устинов.- Нас они не спрашивают, мы вроде бы ни при чем, даже пастухов хотят откуда-то с Канина привезти, что ли... Вот пусть сами они и пасут!
- Ты, Яковлич, подожди, подожди,- останавливает его Стрелков.- Дело тут такое, серьезное, оби жаться сразу не надо. Леонидыч к нам гостем приехал, он же не представитель рыбакколхозсоюза! Просто мы тут решили собраться, поговорить, как и что. Они там пусть свои решения принимают, но когда дело до нас дойдет, спрашивать будут, мы тоже должны свое мнение иметь. Вот ведь тут как выходит! А тогда поздно будет собрание собирать да митинговать. Я тоже считаю, что поспешили они с этой Чаваньгой, обмишурились, прямо скажем,- никогда оленеводством там не занимались и заниматься не будут, потому что никакой кормовой базы нет. Дело в другом: браться нам за это дело, сможем его поднять или нет?
- А чего не браться? Олень выгоден, это проверено-перепроверено,- подает голос Петр Иванович Немчинов.- Затраты на него небольшие, чистая прибыль, и заработок пастуху хороший, такой же, как у рыбака, даже лучше, потому что более гарантирован. Только с Чаваньгой - нет, ничего не выйдет! Опять же, если со стороны приглашать пастухов, хорошего никто тебе не отпустит, он и сам не поедет, а плохого нам не надо...
- У них там, в Чаваньге, леса. Что же, всю территорию сеткой огораживать, весь лес? Да на это ни денег, ни сетки не хватит! - поддерживает его Николай Васильевич Немчинов, которого я, чтобы не путать, помечаю в своем блокноте как "Немчинов-второй", хотя он, как мне кажется, старше другого Немчинова.- Самое первое дело - на какую территорию рассчитывать? А от территории - и количество оленей, это каждому понятно. У нас пасли до Пулоньги, на восток территория есть, однако небольшая, больше двух тысяч оленей не прокормить, да и держать такое стадо тяжело и пастуху, и собакам. А потом - с чего начинать? У нас теперь, почитай, ничего уже не осталось - ни собак, ни упряжи, ни чумов... Все заново! А главное - где ты людей возьмешь? Надо, чтобы человек ответственный был, понимал, что такое пасти...
- Теперь молодежь какая? - снова подает голос Устинов.- Она восемь часов отработает, вахту отстояла - давай сменяй, больше стоять не буду! А так в стаде нельзя. Мало ли что случиться может!
- Раньше как работали мы все? Взял вахту - все, уже не бросаешь, по снегу бегаешь, не присядешь, нет! - вспоминает Немчинов-первый.- Не пришел сменщик через сутки - все равно пасешь. Еще сутки прошли, смены нет - пасешь! А теперь уходят, бросают стадо... Как наших-то оленей потеряли? Так вот, не дождавшись смены, ушли, они и разбрелись...
Вот оно как на самом деле с оленями было! Да, такого раньше случиться не могло. Отсюда и конфузливость, и нежелание рассказывать - за молодых стыдно.
- Что ж, значит, надо "варягов" со стороны звать? - подогреваю я своих собеседников.
- "Варяги" не помогут...
- Откуда ему, "варягу" этому, нашу территорию знать?
- Он же чужой, чужой и есть...
- Даже если с Ловозера брать наставников...
- Вот в Ловозере пускай этим и занимаются, а нам зачем здесь все заново организовывать? - неожиданно поворачивает разговор Немчинов-второй.- У нас больше двух тысяч не выйдет. А если им надо поголовье оленей увеличивать, то пусть в Ловозерском районе и занимаются этим. Там на четыре-пять тысяч больше - никаких вопросов. А ведь здесь у нас ничего нет. Надо, чтобы пастухи были, чтобы упряжь была, важенок надо иметь ученых, быки чтобы были выучены в упряжке ходить. А иначе никакого результата не будет! Его, оленя, ни в табор не пригонишь, ни заарканишь, всему учить надо. Какой это вызвано необходимостью, чтобы в нашем районе организовать оленеводство?
- Ты, Николай Васильевич, не горячись,- примирительно говорит Стрелков.- Необходимости никакой нет, конечно, кроме как нам самим желательно стадо иметь снова. В Ловозере мы как раз все и достанем - одежду там, упряжь, сани, собак купим. В Краснощелье тоже собаки есть...
- Владимир Яковлевич, а у вас собака осталась? - спрашиваю я Устинова, вспомнив, как любовался я его работой на Большой Кумжевой, когда они, вопреки уверениям Егорова, клеймили и холостили летом оленей, и с каким старанием, с какой отчаянной готовностью маленький, невзрачный комок шерсти и хриплого лая по первому слову хозяина и взмаху его руки катился изо всех сил снова и снова по кочкастой тундре, заворачивая к берегу очередной оторвавшийся от стада "лоскут" оленей.
- Есть,- кивает он.
- Есть, как не быть, только на пенсию вышла, ста рая уже! - подхватывает, улыбаясь, Немчинов-вто рой.- Нет, тут как ни крути, а все равно места мало, тяжело будет...
- Да никогда и не выпасали здесь, все на восток! А как начали сюда жаться, в леса, вот и дошли, что только двадцать пять оленей осталось...
Это Устинов. Он - пялицкий. Он до сих пор переживает, как и другие пяльчане, за брошенное родное село, где у него еще стоит дом, который он отказывается продать или перевезти в Чапому. Он сдержан, немногословен, но чувствуется, как кипят в глубине страсти под обманчиво спокойной внешностью.
- До Пулоньги все равно стадо допускать нельзя, там они с сосновским стадом мешаться будут...
- Вот если бы Сосновку нам!
- В Сосновке и пастухи еще есть, наставниками могут быть настоящими!
- Каневых-то уже никого не осталось: Павел в Лопарской, там пасет, если на пенсию не ушел, двадцать седьмого года рождения он. А кроме них - Елисеевы, Ростислав да Альберт, Матрехин молодой...
- А где Володя Канев? - спрашиваю я, вспомнив носатого, как все Каневы, парня с плутоватыми глазами, с которым я шел морем из Пялицы в Сосновку. И Ростислава Елисеева помню. Он чем-то напоминает мне Немчинова - такой же худой и черный, такой же немногословный, но мне памятно уважение к нему бригады, многие из которой были старше его.
- Канев связистом работает сейчас,- отвечает Устинов.
Что ж, у меня есть что рассказать пастухам о возможностях будущего оленеводства, чего они еще не знают.
Неудача чаваньгского варианта бросилась Каргину в глаза, когда он облетал Берег и побывал в Сосновке. То, о чем они сейчас говорили - о желательности объединения с Сосновкой, как это было когда-то раньше, до образования национального Саамского района,- обсуждалось в обкоме. Принципиальное согласие на возможность такого воссоединения уже есть. Сосновка тоже не жилец, никаких национальных кадров там не осталось, все стада Саамского района сконцентрированы в центральной части полуострова, поэтому передача Сосновки колхозу "Волна" вполне возможна. Начав с оленеводства, там можно возродить прибрежный лов, поставить на промышленную основу сбор водорослей, возобновить строительство, привлекая новых людей, и все это станет еще одной выигрышной картой в общем возрождении Терского берега.
Рассказ мой принимается с интересом.
- Это другой оборот,- соглашается Николай Васильевич Немчинов.- Тут нам никаких "варягов" не надо, наставниками для молодежи сосновские пастухи будут, они нашу территорию знают не хуже нас, да и мы поможем. В ученики к ним из Варзуги и из Чаваньги пойдут...
- Раньше, когда два стада было, и мы, и сосновские боялись к Пулоньге выходить,- поясняет мне Немчинов-первый.- Как два стада сольются - ничего не сделаешь, не управишь их. А тут, если стадо общее, пускай переливаются, в конечном счете, все наши. Мы один край держать станем у Чапомы и Пялицы, а другой, к Поною,- сосновские...
Теперь, когда вопрос с территорией, похоже, определился, разговор идет оживленнее. С наставниками тоже ясно - не потерпят поморы "варягов", да и какую помощь могут те оказать в здешних условиях?