Я могу внушить себе, что, когда несколько дней тому назад, заглянув в окно нашей комнаты, увидела мужа с незнакомой женщиной, это был обман зрения. Могу думать, что все это неправда, могу притвориться, что ничего не знаю, что ничего не видела, на самом деле я ведь должна была в тот раз находиться за сотню километров от своего дома и только чистая случайность привела меня в этот час домой, но я не могу избавиться от унизительного чувства разочарования, что человек, которому я доверяла, предал меня. Я смотрю на своего мужа — в нем ровно ничего не изменилось. Я смотрю на женщину, закрывшую глаза руками, и мне страстно хочется, чтобы дверь вагона распахнулась, вбежал мужчина, обнял ее — так, будто не было произнесено всех этих отвратительных слов.
Но поезд рывком трогается с места и дверь остается нераспахнутой. Бессмысленно надеяться, что что-то произойдет, как в фильме … или романе …
Возможно, если бы мы уже несколько часов находились в пути, было бы спокойнее. Недавняя спешка, нервотрепка, ожидание породили во мне какое-то неясное чувство, нет, это было не возбуждение от предстоящего путешествия, а что-то другое, неприятное. Монотонное постукивание колес еще не успело сделать меня равнодушной и сонной, я толкаю своего дремлющего мужа и говорю: «Глупенький, ты же проспишь начало нашего путешествия».
Муж открывает глаза, взгляд его скользит по проплывающим мимо домам, деревьям, он даже порывается что-то сказать, но слова сливаются в какое-то неясное бормотание, и я уже не хочу тревожить его в его сладком или горьком мире сновидений, где ничего нельзя принимать всерьез, где разочарование, предательство и даже смерть уже в следующий миг оказываются в прошлом.
Мой муж не проснулся, он не захотел увидеть окраину города, первые зеленые рощи, золотистые заплаты полей, он досыпает недоспанный прошлой ночью сон, оплачивает маленький долг, который мог бы и не оплачивать, но впереди у нас утомительный день и я сама виновата, что не могу уснуть в начале пути. Те, кто поумнее, спят, откинувшись на спинку сидений, женщина, та самая, которая только что беззвучно плакала, с рассеянным и равнодушным видом перелистывает журнал, и я догадываюсь, что одновременно она перелистывает в своих воспоминаниях дни, прожитые с мужем. Я понимаю сентиментальность этого сравнения, но не досадую на себя, такая уж я есть: сентиментальная романтичная дурочка — в самом деле дурочка, потому что уже в следующий момент взгляд женщины приковывает какая-то страница, она начинает читать, забывает свою недавнюю грусть, сопереживает прочитанному, выражение ее лица меняется, и внезапно я начинаю презирать эту женщину.
Я понимаю — я презираю эту женщину потому, что хотела бы, как она, как можно быстрее забыть о своих чувствах, подменить их, сделать несуществующими, и это было бы правильнее, разумнее, но я бессильна бороться с собой, и беспокойство, охватившее меня в первые же минуты нашего путешествия, перерастает в панику, в исступление; я не знаю, как назвать свои чувства, знаю только, что должна сейчас же с кем-то поговорить, все равно о чем, главное — услышать голос другого человека, знать, что мои слова дошли до его сознания и отозвались в нем, мне было бы достаточно даже кивка, наклона головы … «Знаешь», — говорю я тихо, чтобы не разбудить мужа, и злюсь, что на язык мне не приходит ничего значительного, безотлагательного, что вокруг ничего не происходит и даже пейзаж самый обычный, и мне становится стыдно, что я хочу разбудить его ради какой-то пустой болтовни. Я смотрю на спящего мужа, на его спокойное лицо, щетину на подбородке, опухшие от бессоницы или выпивки веки, широкие дуги бровей, крупные ноздри торчащего над запрокинутой головой носа, которые едва заметно шевелятся, словно он к чему-то принюхивается. Я могла бы все же разбудить его и рассказать, что видела за окном вагона мужчину и женщину, видела, как шевелились их губы, но не слышала, о чем они говорили… Я показала бы ему сидящую в нашем вагоне женщину, читающую журнал, тонкие губы сжаты, глаза жадно глотают страницы, но я уже не вижу на ее лице и тени недавней трагедии. Теперь это гордая и равнодушная женщина, и я понимаю, как бессмысленно было бы будить мужа, чтобы показать ему это бесцветное существо.