Я говорю, что порой и у меня иные сны удивительно похожи на явь, я сама не знаю, почему так говорю, но слова вырываются сами собой, я сознаю, что должна еще что-то добавить, но тут же забываю, что именно.
Поезд идет вдоль края узкого водоема, вода со стороны железнодорожного полотна схвачена в бетон, там сидят мальчишки и удят рыбу. Я кидаю взгляд на мужа и вижу, что он разглядывает меня с какой-то странной настороженностью, все в нем напряжено, я ничего не понимаю и безмолвно вопрошаю: поднимаю брови, широко открываю глаза, но тут поезд останавливается и мое внимание привлекает вошедшая в вагон девочка в белых гольфах и желтом цветастом платьице. Девочка робко останавливается у двери, глаза испуганные, рот искривлен — она вот-вот заплачет; внезапно выражение ее лица меняется, она маленькими поспешными шажками подходит ко мне, и я узнаю в ней девчушку, которая с любопытством разглядывала меня на вокзале, и улыбаюсь ей.
Я все еще улыбаюсь, когда она пытается объяснить мне что-то по латышски, а я ничего не понимаю. Девочка смотрит на меня, прислушивается к звучанию незнакомых ей слов, ее лицо, только что радостное, становится растерянным, и я чувствую себя несчастной оттого, что не могу помочь ей. В вагоне полумрак, хотя по обеим сторонам железнодорожного полотна сверкает солнце, передо мной стоит маленькая грустная девочка, и мне кажется, словно я в чем-то виновата, чувство вины давит меня, я готова просить прощения или пощады, но вдруг в моем настроении происходит перемена, я мирюсь с обстоятельствами, беру девочку за руку, и мы подходим к человеку, который может помочь ей. Я говорю, что у девочки стряслась какая-то беда, а я не знаю латышского. Женщина, к которой я обращаюсь, загибает уголок страницы, кладет книгу на скамейку, притягивает к себе девочку, ставит перед собой и начинает утешать ее. Всхлипывая, девочка что-то рассказывает, а затем из ее глаз начинают капать слезы. Теперь они заняты друг другом и я для них не существую. Еще какой-то миг я стою возле них, а потом возвращаюсь к мужу.
— Это не был сон, — медленно и убежденно произносит муж. — Дело было так, что в тот раз мать взяла меня с собой на несколько дней, помнится, обратно я возвращался с какой-то маминой знакомой, пробыв там всего два-три дня… Вот я и подумал, что мы могли бы сойти в Майори и берегом моря пойти дальше. Если найдем какое-нибудь славное место, можно будет позагорать и искупаться.
Мой муж продолжает говорить, но его слова сливаются со стуком колес, да я больше и не слушаю его, потому что перед моими глазами возникают морские пейзажи, огромные дюны, покрытые ослепительно-белым струящимся песком, пригнутый ветром к земле колосняк, теплая чистая искрящаяся вода, манящая и зовущая вода; покачиваться бы на этой воде и слушать плеск волн, погрузив взгляд в синеву неба. Перед моими глазами возникают морские пейзажи, один прекраснее другого, меня охватывает нетерпение, я не в силах больше ждать, когда же, наконец, поезд остановится в Майори, и думаю о том, что мы могли бы снять в каком-нибудь доме комнату с видом на море, потому что в Палангу всегда успеется, время у нас есть…
И вдруг прекрасная природа поможет мне забыть все, приблизит меня к мужу, как будто ничего и не произошло, я справлюсь с собой и со своим характером, и все, что до сих пор еще мучает меня, отступит и покажется незначительным;
я смогу позволить ему погладить меня по волосам, не боясь, что в эту минуту он увидит во мне другую;
у меня снова может возникнуть желание, чтобы он прикоснулся ко мне, обнял и я бы захотела прикоснуться к нему;
чувствовать беспомощность и окрыленность, нежность и боль, чувствовать себя счастливой, избавиться от страха, смеяться над своим упрямством или глупостью, сковывающей мысли и делающей их гнетущими и безнадежными; забыть пугающие видения, говорить обо всем открыто, ничего не тая, стараться понять его, стать лучше;
жить в лете, оторвавшись от всего окружающего, вдвоем, друг для друга, жить для моря и для любви, и хоть одну неделю быть счастливой.
Я не в силах представить себе свою мечту как нечто реальное, и тем не менее чувствую — что-то во мне жаждет его ласк и одновременно для меня невыносимо даже случайное его прикосновение, я больше не умею быть счастливой, и что самое горькое — я, кажется, больше не верю в свою любовь…
И вот мы в курортном городке, зеленая электричка едет дальше, а мы, оживленные, направляемся туда, где, по нашим предположениям, должно быть море. Вначале по обеим сторонам дороги множество дающих тень деревьев, на улице, где дачи, — тишина, навстречу изредка попадаются прохожие; мы рассуждаем между собой, как пройти к морю, нам не хочется спрашивать дорогу, потому что нам кажется, что мы сами найдем ее.