— Снимите Толстого, — говорил Освальд хорошенькой гостье. — Тяните… тяните… вот так… хорошо… а теперь осторожно погладьте набалдашник, он до блеска натёрт рукой великого человека. Разве не замечательно — просто контакт вашей кожи с этим местом.
— Да. Пожалуй, да.
— А теперь снимите Геббельса и проделайте то же самое. Но только основательно. Крепко сожмите в руке набалдашник… хорошо… а теперь обопритесь на неё всем весом, как это делал маленький калека доктор… вот-вот, а теперь с минуту постойте так, а потом скажите мне, не чувствуете ли вы, как ледяная струя ползёт вверх по вашей руке и проникает вам в грудь.
— Это ужасно!
— Конечно. Некоторые просто теряют сознание. Падают, где стояли.
В компании Освальда никто никогда не скучал, и, возможно, именно в этом, и только в этом, заключалась причина его успеха.
Теперь обратимся к синайскому эпизоду. В тот месяц Освальд заполнял досуг неторопливой ездой на машине из Хартума в Каир. У него была превосходная довоенная «лагонда», которая во время войны бережно хранилась в Швейцарии и, как вы можете догадаться, была оснащена всеми мыслимыми и немыслимыми новинками из области автомобильного оборудования. За день до Синая (23 августа 1946 года) он был в Каире, где остановился в отеле «Пастух», и вечером после ряда довольно рискованных манёвров ему наконец удалось заполучить мавританскую леди, предположительно аристократического происхождения, по имени Изабелла. К тому же Изабелла, как выяснилось, была ревниво охраняемой любовницей ни больше ни меньше чем одного примечательного, страдающего диспепсией члена королевской фамилии (в Египте тогда ещё была монархия). История как нельзя более в духе Освальда.
Но то были ещё цветочки. В полночь он вывез свою даму в Гизу и уговорил подняться с ним при лунном свете прямо на вершину великой пирамиды Хеопса.
«…Нет места более безопасного, — писал он в дневнике, — и более романтичного, чем вершина пирамиды Хеопса тёплой ночью в полнолуние. Когда смотришь на мир с большой высоты, страсти подогреваются не только великолепным видом, но и удивительным ощущением силы во всём теле. Что же касается безопасности, то высота пирамиды ровно 481 фут, то есть на 115 футов выше купола собора Святого Павла, и с вершины легче лёгкого увидеть всех, кто к ней подходит. Никакой будуар на земле не может предоставить таких возможностей. Ни в одном из них нет таких запасных выходов — и, если вдруг по одной из граней пирамиды начнёт карабкаться зловещая фигура преследователя, можно тихо и спокойно спуститься по другой…»
Но так случилось, что в ту ночь Освальд лишь чудом избежал гибели. Во дворце, должно быть, проведали о маленьком любовном приключении, и Освальд со своей залитой луной вершины неожиданно заметил не одну, а целых три зловещие фигуры, которые начали подниматься по трём разным граням. На его счастье, у пирамиды Хеопса имеется четвёртая, и к тому времени, когда арабские головорезы добрались до вершины, любовники были уже внизу и садились в машину.
Запись от 24 августа повествует как раз об этом драматическом моменте. Она приведена здесь точно, слово в слово, запятая в запятую. В тексте Освальда ничего не изменено, ничего не убавлено и не прибавлено:
24 августа 1946 г.
— Он отрубит Изабелле голову, если сейчас её поймает, — сказала Изабелла.
— Ерунда, — ответил я, хоть и понимал, что, скорее всего, она права.
— И Освальду он тоже отрубит голову.
— Мне нет, дорогая госпожа. Ещё до рассвета я буду за много миль отсюда. Прямо сейчас двинусь вдоль Нила к Луксору.
Мы быстро удалялись от пирамид. Было половина третьего ночи.
— Ты едешь в Луксор? — спросила она.
— Да.
— Изабелла едет с тобой.
— Нет, — сказал я.
— Да, — сказала она.
— Путешествовать с дамой против моих принципов.
Впереди виднелись огни. Это был отель «Мена хауз», место, где туристы останавливаются в пустыне неподалёку от пирамид. Почти перед самым отелем я затормозил.
— Здесь я тебя высажу, — сказал я. — Мы прекрасно провели время.
— Как, ты не возьмёшь Изабеллу в Луксор?
— Боюсь, что нет. Выходи!