Выбрать главу

Кстати: о встрече двух одиночеств и не только

Первые несколько дней мы вживались в нью-йоркские будни, ходили по редакциям, с ребятами навестили нашего друга Владимира Сухого, собкора «Правды», а украинские комсомольцы изучали местное телевидение, но не на студиях, а в гостиничных номерах, переключая каналы новомодными пультами. Ну и допереключались! Один из любопытных секретарей какого-то горкома комсомола Украины, завороженный видами, а вернее образами, возникающими на канале типа «учебного эротического», забыл обо всем на свете и, с пультом в дрожащих руках, пошел прямо на экран, не замечая ничего на своем пути. А на пути стоял стеклянный столик, который он и свалил, да так, что тот разбился, и один из осколков разрезал бедолаге руку. Кровь брызнула аж в потолок. Едва ее замотав, поехали в местный травмпункт, сидели там несколько часов среди негров с оторванными частями тела, на темном фоне которых наша рана казалась просто царапиной.

С Борей Непомнящим в Пенсильвании

Но не все было так грустно. Приехав, например, в областной центр, то есть другой штат Пенсильванию, мы встретились с местными активистами, которые растащили нас по домам. Каково же было мое изумление, когда я обнаружил в предназначенной мне комнате огромную постель, а в ней – Бориса Вениаминовича Непомнящего, большого тогдашнего начальника с Центрального телевидения («Маяк», «Время») и впоследствии моего друга. По-английски он не говорил и безропотно пошел, куда его ведут. А привели в семейную постель, потому что решили, что раз у нас фамилии одинаковые, значит, мы родственники, ну или еще что-то там… Короче, можем спать в одной койке.

В поездке я пригодился руководству нашей группы по части перевести и выполнить поручения туда-сюда; словом обратно они ехали уже с готовым решением относительно меня. Не прошло и недели, как я был уже ответственным секретарем редакции. Прощай, художественная литература! Почти двадцать лет потом я делал журнал (и то, что от него осталось в результате его передач-продаж-видоизменений-«спасений» и – угробливаний).

В новую Россию журнал вписался всем своим многомиллионным тиражом, но быстро стал терять подписку; может, на поворотах его не туда заносило; может, мы, уже тогда почти «старики», и еще более старые сотрудники приспосабливаться под новое не желали, компьютеры в штыки принимали, одно ясно – журнал проср… да, упустили. Забрали у нас его те, кто не смог его подхватить и понести, а только испортили. Одно название осталось.

В результате смену тысячелетий я встретил в агонизирующем «Вокруг света», а также при «Всемирном следопыте» (тоже не сохраненном, а зря!) и при армянской газете «Планета диаспор», которую выпускал банк «Анелик», и довольно неплохо, как, впрочем, и все, что делали бывшие вокругсветовцы.

До последних своих дней сохранял свою верность журналу старейший его член редколлегии и любимый автор, а также мой сосед Валентин Иванович Аккуратов. Судьба подарила мне несколько лет дружбы с ним и его сыном Иваном.

Одна из лучших фотографий В. И. Аккуратова

«Дядя Валя», как любовно звали его близкие и более молодые друзья, знаменитый полярный летчик, флаг-штурман полярной авиации, был неистощим на истории, причем не все из них вписывались в «парламентские рамки» тех времен, а потому становились достоянием только наших ушей. Одна из них относилась к заметному предмету туалета, стоящему в кабинете В. И., – креслу, в котором, кстати, обычно я и сидел.

«А знаешь ли ты, Николаич, из чего сделаны у него ручки?» – помнится, спросил дядя Валя, когда я впервые уселся на кресло году этак в 1988-м. «Ну, тебя это не сильно заденет, а вот на девушек, которые тут бывали, это действовало…» И он рассказал, как вскоре после войны друзья-полярники доставили ему несколько бакулюмов (пенисов) моржа, которые достигают длины более 50 сантиметров; вернее не самих пенисов, а их костей (у человека таких нет; уж не знаю – хорошо это или плохо), которые весьма удачно надеваются на ручки кресел и украшают их, будучи унизаны искусной резьбой. Когда В. И. задавал девушкам тот же вопрос, что и мне, они буквально падали в обморок, а это ему и было, собственно, нужно.