Вот как раз о своем спальном месте я и хочу поведать.
Кровать моя почему-то меньше всего походила на обычный гостиничный диван, а скорее напоминала постель для послеоперационных больных – у нее имелось множество всяческих приспособлений, рычажков и ручек. Первые дни мне было не до обследования моего «лежбища» – от акклиматизации все время хотелось спать. Но когда через месяц-другой я пообвыкся, захотелось выяснить, на чем это я сплю. И я заглянул под кровать. Нет, там было чисто: девушки-мулатки и юноши-мулаты регулярно все мыли и скоблили.
Я обнаружил там не грязь, а нечто иное – странное приспособление типа педали, на которое явно кто-то раньше усердно нажимал. Для чего? Разгадка меня ошеломила. Один из уборщиков, привлеченных моими подарками в виде уже упоминавшихся носков, «раскололся» и поведал мне, что раньше, до народной революции, здесь был публичный дом, и рычаг под кроватью специально установлен для, так сказать, «подмахивания» – в помощь паре, не слишком усердно занимающейся любовью. На стуле возле лежанки сидел друг моего уборщика, что возрастом постарше, и исполнял эту нелегкую функцию помощника. А «Святым крестом» этот отель назвали, чтобы отвести подозрения в первоначальном назначении заведения. Надо ли говорить, что я стал спать здесь еще крепче?
…Старый кадровик в Управлении внешних сношений Мингео никак не хотел меня отпускать:
– Ну поработай еще годик-другой! Куда ты рвешься? Такие волшебные условия!
Он хотел сказать, что страна идет по первой категории, зарплата максимальная, живи – не хочу, так не сидится ему!
– Специалистов вон по три-четыре года оттуда не выгонишь, ведь не попадешь больше никогда туда, как пить дать, не попадешь!
Опытный министерский работник как в воду глядел. Такого больше у меня не было.
Вопреки ожиданиям в Москве меня тоже никто особо не ждал. В «обещанной» «Комсомолке» места не оказалось, но замечательный человек, мой научный руководитель и вообще Учитель Аполлон Борисович Давидсон, ныне академик РАН, устроил меня в газету «За рубежом», к своему другу Владимиру Иорданскому, у которого я несколько лет проходил суровую школу журналистики, о чем никогда не жалел. Главный редактор издания Даниил Краминов был известным правдистом и как мог делал из газеты популярнейшее тогда издание, и журналисты здесь работали неплохие. Особенно интересно было общаться с бывшими разведчиками, уже разоблаченными или находящимися, так сказать, в этом процессе, которых никуда кроме АПН и «За рубежом» обычно не пристраивали. Поработав там в азиатско-африканском отделе, я перешел в отдел науки и культуры, где повстречал замечательного и светлого человека, бывшего инженера-королёвца из Подлипок Леонарда Никишина, который буквально открыл для меня мир научной популяризации, а заодно и советской науки. Он как свои пять пальцев знал космонавтику, дружил и ладил с учеными, научил меня грамотно редактировать и упрощать сложные тексты, – искусству, которым я владею и сегодня, и если бы не его ранний уход из жизни, мы дружили бы и сейчас.
Работа в «За рубежом» запомнилась одним забавным путешествием, позволившим мне познакомиться с нашей Сибирью, когда я, став «путешественником поневоле», объехал много городов в компании с молодым немецким журналистом, фактически моим одногодком, Ульфом Дитрихом Штольцем. У газеты имелся побратим в ГДР – еженедельник «Хорицонт», и между редакциями существовал обмен. Правда, «туда» от нас ездило исключительно руководство, а сюда присылали молодых. И вот Ульфу дали задание написать серию очерков о нашей Сибири, а сопровождать его назначили меня, чтобы таким образом еще и сэкономить на переводчике. И вот летом 1980 года мы, побывав в новосибирском Академгородке, двинулись дальше, в глубинку и в результате оказались, уж не помню сейчас, в результате чего, в каком-то поселке под Усть-Илимом, выбраться откуда быстро не представлялось возможным из-за редко летающих «кукурузников». Развлекаться, по представлению принимающей стороны, здесь можно было только возлияниями и баней. Со всеми вытекающими… в результате в Ульфа «втекло» очень много, непропорционально его возможностям, а вот «вытекать» ничего никак не хотело, хотя местные девушки обеспечили радушный прием. Ночью из бани принесли не подающее явных признаков жизни тело корреспондента немецкой газеты без следов какой-либо одежды (носки и трусы потом так и не нашли) кроме футболки, а руководившая доставкой девушка из комитета комсомола стройки на мой вопрос, как же это произошло, ответила: «А шо? Мы выпили, он полез целоваться, а мне-то интересно, как немчики целуются, ну я его отнесла на диван, а он там заснул. Вот и все. Ничего такого не было».