Падает слеза.
— Я бы хотела… Я бы хотела, чтобы мы могли быть там сейчас — ради него. Ему нужна помощь, и никто из нас не может ничего сделать, кроме как сидеть здесь и ждать.
— И это меня убивает, — признается Деклан.
Мы подходим к участку с красивым деревянным забором и большими деревьями, которые обдувает ветер. На меня наваливается странное чувство спокойствия. Я не могу его объяснить.
— Где мы? — спрашиваю я.
— Здесь похоронена моя мама. Мы вчетвером часто сюда приезжаем, поэтому здесь много цветов.
— Джейкоб много рассказывал мне о ней.
Деклан берет другой фонарь, стоящий рядом со скамейкой, и зажигает его, прежде чем сесть. Я придвигаюсь к нему, чувствуя пустоту и холод.
— Джейкоб всегда был самым трудным из нас, — начинает он. — Помню, когда ему было лет шесть, он упал с лошади. Моя мать была вне себя от беспокойства, переживая, что он что-то сломал, но он вскочил с улыбкой и попросил поехать еще раз. Она даже не стала рассматривать эту идею.
Я смеюсь один раз, и это больше похоже на вздох.
— Ты думаешь, что с ним все будет в порядке?
Деклан качает головой.
— Я бы хотел в это верить, но я также напуган.
— Я тоже.
— Джейкоб когда-нибудь рассказывал тебе про истину стрелы?
— Нет. По крайней мере, я не помню.
Он хихикает.
— Когда мы были маленькими, наша мама решила, что это будет особой пыткой — заставить всех нас выучить эту поговорку про стрелу. Если представить себе четырех мальчишек, которым было совершенно неинтересно повторять эту дурацкую фразу каждый раз, когда мы въезжали на подъездную дорожку, то я клянусь, что это еще хуже. Мы жаловались и стонали, но мама с этим не соглашалась. Она сидела в конце подъездной дорожки, ругала нас и все равно заставляла повторять эту фразу.
— А какая у тебя?
— Верный второй выстрел разделит первую стрелу и создаст прочную траекторию.
Я на минуту задумываюсь над этим, размышляя о том, что она могла ему сказать.
Деклан наклоняет голову в мою сторону.
— Думаю, она знала, что я все испорчу и придется пробовать снова.
— Думаю, это свойственно большинству мужчин.
Он пожимает плечами.
— У Коннора такая: ты не можешь выстрелить, пока не сломаешь свой лук. Потому что в детстве Коннор мучился из-за каждой чертовой мелочи. Поэтому ему нужно было сделать выстрел, а значит, нужно было постараться. Шону это тоже подходит, потому что он перфекционист. Но Джейкоб всегда был для меня загадкой — до тех пор, пока не появилась ты.
— Я? — спрашиваю я.
— Истина Джейкоба говорит: если убрать половину пера, получится изгиб.
У меня в груди тяжелеет, когда я слушаю его дальше.
— Долгое время мы думали, что это потому, что он шел по одному пути. Он думал, что, составив план своей жизни, он получит ответы на все вопросы. Он не знал, что в свои семь лет он ничего не понимал в жизни и в том, как строятся планы. Честно говоря, моя мама была гениальна, потому что никогда не объясняла нам ничего толком. Она как бы говорила и рассказывала нам всякую чушь о том, как это можно применить к той или иной ситуации, но только в последние два года я понял, что все это — наши фатальные недостатки.
Я смотрю на надгробие женщины, которая знала своих детей так хорошо, что передала им мудрость, которая поможет им во взрослой жизни. Каким особенным человеком она должна была быть.
— Если он не такой, каким вы его представляли, тогда какой?
Деклан вздыхает.
— Он сомневается в том, что достоин любви, и это не позволяет ему рисковать. Избавившись от сомнений в том, что он может жить так, как хочет, даже если не сможет защитить всех вокруг, он смог дать себе шанс с тобой.
О, Джейкоб. Слезы падают снова, и я отворачиваюсь, зная, что сломаюсь, если попытаюсь заговорить. Он достоин любви. Он достоин всего хорошего в этом мире, и, если он вернется ко мне, я докажу это. Я отдам ему все, и я исправлю этот беспорядок, который я устроила. Последние несколько часов напомнили мне, каково это — потерять кого-то по-настоящему. Боль, которая не проходит. Страх перед завтрашним днем в мире, в котором нет того человека, который делает тебя целостным.
Спустя несколько мгновений Деклан снова заговорил.
— Он вернется, Бренна.
— Ты этого не знаешь.
— Я должен в это верить. Джейкоб — боец, и он будет бороться, чтобы вернуться к тебе. Ты — путь. Сидни права, ты — та женщина, которую мой брат увидит снова.
Я качаю головой.
— Мы поссорились, прежде чем он ушел.
Его рука ложится мне на плечо.