Выбрать главу

Мы пытаемся, но мы… явно не созданы для того, чтобы заводить домашних животных.

— Кошка не виновата, — пытается оправдаться Мелани.

— Она убежала и отказалась покидать соседский дом. Она вышла из дома, побежала туда, а потом попыталась вцепиться мне в лицо, когда я заставила ее выйти, но потом снова вернулась.

Мелани вздыхает.

— Это потому, что ты назвала ее Дерьмоголовой.

— Она была Дерьмоголовой! Она обгадилась, а потом засунула туда свою голову. Я подумала, что это подходящее, а не унизительное имя.

Она драматично хмыкает.

— И откуда мне было знать, что ты не используешь отбеливатель для чистки клеток хомяков? Я не знала, что испарения могут их убить.

В тот день мне действительно следовало быть более внимательной, но, естественно, сломалась машина, я сожгла ужин, а Люк позвонил Бог знает откуда и сообщил, что умерший в его отделении — не он. После этого… Со мной было покончено, и с хомяками тоже. Грега, Бобби, Питера, Маршу, Джен и Синди похоронили вместе под песню из «The Brady Bunch», когда я опускала коробку в землю.

— Мам, нам нужно о ком-то заботиться.

— Начни с меня.

Я немного шучу. По большей части я в порядке. Сегодня просто… тяжело. Может быть, потому что вчера я несколько часов провела с двумя учениками, которые испытывают трудности дома, а может быть, потому что мне кажется, что мир рушится, а мне некому помочь взвалить на себя это бремя. Какова бы ни была причина, сегодня утром я проснулась, повернула голову к пустой подушке и заплакала. Мне хотелось, чтобы все это оказалось дурным сном, но это не так. Поэтому я выпустила все наружу и вспомнила, что у меня двое замечательных детей, отличная работа, дом и все хорошо. Я буду вежливо игнорировать тот факт, что ем мороженое на ужин.

— Окажете ли вы мне честь, если всегда будете принимать мои розы? — вопрос из телевизора звучит громче, чем раньше.

Я поднимаю взгляд и вижу, как он протягивает ей розы.

— Всегда, — ее слезы падают, как и мое сердце.

Я тяжело вздыхаю и заставляю свои эмоции вернуться в сердце. Я не могу плакать. Я уже достаточно наплакалась за последнее время, и я даже не уверена, из-за чего, черт возьми, я плачу. Прошло несколько месяцев, и я была в порядке.

Дождавшись, когда я смогу говорить без слез, я поднимаю глаза на Мела.

— Никаких лошадей.

Она подходит сбоку и садится.

— Почему ты плачешь?

Я пожимаю плечами.

— Это жизнь.

Я никогда не скрывала от своих детей реальную жизнь и чувства. Для них нормально знать, что я грущу, радуюсь, злюсь, временами схожу с ума и могу смеяться. Я хочу, чтобы они видели, что испытывать эмоции — это нормально, если только они правильно их воспринимают. Поэтому, когда Люк умер, они видели мои слезы, видели, как я каждый день встаю и делаю то, что должна, и мы поддерживали друг друга в нашем горе, поэтому я думаю, что у нас все хорошо. В большинстве дней.

— Ты скучаешь по папе?

— Всегда, — я повторяю слова, которые только что сказала девушка из телевизора.

— Я тоже, — Мелани кладет голову мне на плечо.

Я наклоняюсь, прижимаюсь губами к ее макушке и протягиваю ей мороженое. Она набирает ложку, и тут вбегает Себастьян, останавливается и выхватывает контейнер у Мелани.

— Эй! Я хочу мороженое. Не ешь его все!

— Жаль, я пришла первой, — Мелани выхватывает его обратно.

— Дай сюда!

Она ухмыляется, запихивает в рот ложку, и каким-то образом умудряется при этом улыбаться.

— Мел! — хнычет Себастьян. — Я тебя ненавижу!

Ее губы шевелятся, но все, что я слышу, это: «Ва-ба-ха-у-у».

Как говорится, заведи детей…

— Пожалуйста, мы можем не ссориться сегодня? — спрашиваю я, задыхаясь.

— Прости, — говорит Себастьян, а затем подползает ко мне и обхватывает мою руку. — Может, посмотрим кино?

— Сегодня не среда, дурачок.

Я вклиниваюсь, пока все не вышло из-под контроля.

— Нет, не среда. Сегодня пятница, но иногда тебе нужно два фильма за неделю.

Она пожимает плечами и запихивает в рот еще одну порцию. От одной мысли об этом у меня болит голова, но это заставит их замолчать.

— Какой фильм?

Он наклоняет голову, как будто я полная идиотка, раз спрашиваю. Конечно, он хочет посмотреть новый фильм с Джейкобом Эрроувудом в девяностый раз. Как бы мне этого ни хотелось, какая-то часть меня хочет снова увидеть его лицо. Интересно, будет ли зеленый цвет его глаз на экране таким же ярким, как наяву, и будет ли его улыбка такой же.

— Твоя взяла, — говорю я, не задумываясь, почему я так отвечаю.