Итак, я проскальзываю в кабинет справа и надеюсь, что это не какая-то запретная зона или студенческая гостиная. Не то чтобы у нас было что-то подобное, когда я был ребенком, но, похоже, нынешнему поколению достаются всякие такие штучки. Через несколько минут я решаю, что берег должен быть чист, и тянусь к дверной ручке, но замираю, когда кто-то, с другой стороны, поворачивает ее. Черт. Я отступаю назад, и в кабинет входит Бренна. У нее перехватывает дыхание, когда она видит меня.
— Джейкоб, — ее рука летит к груди. — Что ты делаешь в моем кабинете?
— Прости. Я забежал сюда, чтобы… — если я скажу, что пришел сюда, чтобы спрятаться, это будет звучать по-дурацки, так что я не признаю этого.
— Я понимаю. Я была раздражена из-за тебя. Я не знаю, что происходит с некоторыми из этих детей в последнее время. Мне кажется, они просто хотят выглядеть крутыми.
Хорошо, она думает, что я разозлился. Я должен был согласиться с этим.
— Все в порядке. В их возрасте я бы тоже так сделал.
Она заправляет волосы за ухо.
— Я бы пряталась под сиденьем.
— Потому что…?
— Мне было бы слишком стыдно. Ну, наверное, я бы вообще не попала в аудиторию.
Я пытаюсь представить, в какой компании она была бы тогда. Если она не любит внимание, то это не спорт и не драма. Интересно, была ли она одиночкой или скорее похожа на Девни, которая была симпатичной, но не очень популярной. Она предпочитала сидеть и наблюдать за Шоном, чем пытаться влиться в какую-то группу. Бренна поставила меня в тупик.
— Ты была в группе?
Она качает головой.
— Я не умею ни петь, ни играть на инструментах.
— Хм, значит, никакого хора. Спорт? — спрашиваю я, потому что мое предположение может быть ошибочным.
— Я занималась бегом по пересеченной местности.
Возвращаясь к вопросу об одиночестве. Я бы никогда не смог. Бег на километры не кажется веселым, но более того, это чертовски изолирует. Только я и мои мысли в течение долгого времени, нет, спасибо.
— Итак, музыке — нет, кросс-кантри — не для новичков, так что тогда остается?
— Ты пытаешься определить меня в группу? — спрашивает она, приподняв бровь. Ее голос игривый, и я ухмыляюсь.
— Дети ходят стаями.
— Не все.
— Значит, ты была одиноким волком?
Бренна ухмыляется, а затем опирается задницей о стол.
— Я позволю тебе снова заняться психоанализом.
Она выглядит расслабленной, а ее улыбка легка. Она настолько манящая, что мне приходится бороться с желанием обхватить руками обе стороны стола, прижать ее к себе и наклониться, чтобы посмотреть, легко ли ее губы прижмутся к моим. Я представлял, как целую ее, с тех пор как мы вместе обедали. Вчера вечером, когда я сидел в той дыре, читая свой очередной сценарий, я представлял ее как женщину, в которую мой герой мог бы влюбиться, хотя это не по сценарию. Я видел перед собой ее глубокие голубые глаза и длинные рыжие волосы, когда произносил вслух свои реплики. Дав себе пощечину, я швырнул сценарий через всю комнату, а это было метра четыре, и стал мысленно корить себя за то, что мой герой одинок, как и я. Ее нет в планах. Она не та женщина, о которой мне нужно так думать. Бренна — мать-одиночка, которой определенно не нужен какой-то придурок из Голливуда, чтобы все испортить. Стабильность — это не то, что я обеспечу. Я погружаюсь в себя, используя все навыки, которые оттачивал годами, чтобы не совершить ошибку и не позволить своему члену думать.
— Понятно. Думаю, ты была академиком. Тебе нравилось учиться, читать, но ты занималась спортом, чтобы не казаться занудой. Может, даже лучшей в классе?
— Определенно нет, но ты очень близок к этому, — ее голова наклоняется в сторону, а взгляд фиксируется на мне.
— Хммм… — я поджимаю губы. — Какая часть?
— Академическая часть.
— Я понял. Никто не захочет идти учиться на психолога, если ему не нравится учиться.
Она тихонько смеется, щеки краснеют самым очаровательным образом.
— Не в то время, когда растишь двоих детей и замужем за мужчиной, которого никогда нет дома.
Это безумие. Не думаю, что она понимает, насколько это потрясающее достижение.
— Я даже не закончила колледж.
Бренна отталкивается от стола и направляется ко мне.
— И посмотри на все, что ты сделал, Джейкоб.
— Я снимаюсь в фильмах и целыми днями играю в притворство… — мне нужно говорить так, будто это не имеет значения. Мне нужно, чтобы не имело значения, что она думает.
Это была одна из последних вещей, которые сказал мне отец. Помимо того, что он сказал мне, что я никчемный и глупый, он сказал, что если я брошу школу ради актерского мастерства, то опозорю свою мать. Я никогда не забывал об этом. Я слышал эти слова снова и снова. Я носил их как татуировку в своем сердце, напоминая себе, что она сочла бы меня дураком.