Она подходит и крепко обнимает меня.
— О, мама. Мне так жаль.
— Я все испортила, Мел. Я заставила его чувствовать себя еще хуже, потому что я… Я просто не могла остановить себя, чтобы не уйти в прошлое.
Ее рука гладит меня по спине.
— Ты была расстроена. Поговори с ним.
Я отпускаю ее, глубоко вдыхая и пытаясь сдержать слезы.
— Думаю, нам обоим нужно время, чтобы остыть.
— Это то, что ты бы сказала одному из своих пациентов?
— Нет.
— Тогда почему ты это делаешь?
Потому что гораздо проще давать советы, чем принимать их. Потому что я с ужасом думаю о том, что будет дальше. Ему было так больно, а я так с ним поступила. Я причинила боль человеку, который бескорыстен до глубины души, который пожертвовал своим временем, чтобы сделать счастливыми других, и который научил меня снова любить. Я оттолкнула его, потому что испугалась.
Потому что я боюсь.
— Иногда, даже если мы знаем, как нам следует поступить, мы выбираем неправильный путь из-за страха. В глубине души я знаю, что отпустить его вот так — это неправильно, но я боюсь. Если мы зайдем слишком далеко, и он выберет что-то или кого-то, а не меня, это будет слишком тяжело.
Мелани пожимает плечами, и я вижу, что она расстроена.
— Я думаю, что поступать правильно, даже если это страшно, всегда лучший выбор.
Я чувствую себя несостоявшейся матерью и профессионалом. Если бы я была на месте своей пациентки, я бы сказала то же самое. Я бы сказала себе, что позволяю страху управлять моей жизнью и что несправедливо использовать мои проблемы против человека, которого я люблю. И все же я сделала это. Я вернулась в прошлое, слушая, как Люк говорит, что ему нужно работать, вместо того чтобы в настоящем слушать, как Джейкоб говорит мне, что он старается.
— Ты права. Мне нужно это исправить.
Мелани энергично кивает. У нее звонит телефон, и она улыбается.
— Я поговорю с Дженнифер, пока ты будешь все исправлять.
Я хватаю телефон и звоню ему, но звонок сразу переходит на голосовую почту.
— Джейкоб, это я, пожалуйста, позвони мне. Нам нужно поговорить.
Теперь мне остается только надеяться, что он простит меня.
— Он позвонит, Бренна, — говорит Сибил, закидывая в рот попкорн.
— Прошло почти пятнадцать часов.
— Не то, чтобы ты считала или что-то в этом роде.
Я сужаю глаза.
— Правда? Ты не помогаешь.
— Слушай, мне жаль, что ты и твой безумно сексуальный парень поссорились и ты впервые в жизни решила поступить иррационально. Честно говоря, о чем, черт возьми, ты думала?
Я вздохнула.
— Я не думала.
— Ладно. Это было так на тебя не похоже. Даже когда Люк тебя расстраивал, ты так себя не вела. Ты была слишком понимающей.
— Может, поэтому я не смогла сделать это с Джейкобом.
— Или тебе комфортно с ним так, как никогда не было с Люком.
Я думаю об этом и о том, что это значит.
— Я не буду чувствовать себя комфортно, если он не позвонит мне.
— Может, ему нужно время, чтобы понять, как справиться с твоей сумасшедшей задницей. Папа всегда говорил…
— Не сегодня, Сиб. Пожалуйста. Я не вынесу мудрости твоего отца.
Она откидывается назад и качает головой.
— Тебе, подруга, сейчас пригодилась бы вся мудрость мира. Будучи экспертом в том, как устроены люди, ты, конечно, облажалась.
И подумать только, я позвонила ей, потому что мне нужна была поддержка. Всю ночь я ждала звонка или сообщения от Джейкоба. Я боролась с желанием позвонить снова, но не хотела показаться отчаявшейся, которой я была и остаюсь. Я была неправа и глупа, и я надеюсь, что он даст мне шанс извиниться.
— Я верю, что он поймет.
Сибил снова садится, ее лицо становится серьезным.
— Я знаю, что тебе больно, но он сказал, что будет сниматься весь день, может, он выключил телефон и не включал его, чтобы сосредоточиться. Я не уверена, что у актеров нет странных ритуалов, может, это его.
— А может, он решил, что я дура и должна сидеть со своей ненавистью к самой себе.
— Сахарок, ты ни черта не знаешь о том, что он думает. Никто из нас не знает.
Я вздыхаю.
— Как я все так испортила?
— Потому что Люк, при всех своих замечательных качествах, не ставил тебя и детей выше своей работы. Даже когда у него был выбор, и ты просила его уйти из армии, он этого не сделал. Ты просила его не идти добровольцем на службу, а он пошел. Ты умоляла его взять отпуск, когда ты болела, а он не брал. Да, во всех этих случаях было что-то крайне важное для его карьеры, но в этом-то все и дело. Он хотел быть пилотом, и ему было все равно, от чего придется отказаться, чтобы добиться этого. Мы с Реджи часто говорили об этом, потому что в этом не было смысла — и потому что я грозилась бросить его, если он попробует повторить то же самое. Ты постоянно жаловалась на это, но этого было недостаточно, чтобы он изменился.