Мои раскрасневшиеся щеки уткнулись в изгиб его шеи.
— Ты читаешь слишком много книг, — сказала я сквозь смех.
Он перевернул меня на бок и обнял за талию.
— О, да ладно тебе, любимая. Я не цитировал. Это просто мои мысли.
— Ага… ты поэт, и ты даже не знаешь об этом?
Олли рассмеялся.
— Это было гениально… так же искусно, как мой пенис…
— Нет, ты же только что сказал, что…
— Не отрицай этого, любимая, потому что ты не можешь насытиться.
— Ладно, прекрати, Слим Шейди*.*(Прим. ред: Слим Шейди (Slim Shady) — альтер эго американского рэпера Эминема. «Слим Шейди» известен своей более жестокой личностью).
— Хорошо, хорошо, ты победила. Это было забавно. — Он громко рассмеялся. — Черт, почему я не могу остановиться смеяться?
Улыбаясь, я прижалась своими губами к его, чтобы помочь ему.
Глава 26
“Если реальность невыносима, закройте глаза.
Ведь мы созданы с воображением.“
— Оливер Мастерс
Занятия в школе возобновятся после рождественских каникул, ровно через три дня. Еще один день — это все, что я просила у Олли, прежде чем он все расскажет Линчу. Еще один день. Его единственным планом было рассказать правду о том, что произошло в его комнате. Правда. Это не только лишило бы нас совместных ночей, но и стало бы основанием для наказания для нас четверых.
Я знаю, это звучит эгоистично. Наши ночные посиделки не шли ни в какое сравнение с тем, что это могло означать для Олли и его будущего, но он был непреклонен в том, чтобы оставаться честным человеком.
— Как я могу продолжать любить тебя, если не буду честен с самим собой? — спросил он меня накануне вечером. — Если я не сделаю этого, Мия, неправильный поступок обернется сожалением, а сожаление превратится в ненависть, а ненависть постепенно перерастет в злобу, а я никогда не хочу, чтобы ненависть или злоба существовали в нашей жизни, независимо от результата.
И независимо от того, как быстро я смогла забыть о том, что произошло в его комнате после полуночи в новогоднюю ночь, я знала, что он никогда не простит себе этого, если промолчит.
Было время завтрака, и Зик вел себя странно, раскачиваясь взад-вперед на своем стуле.
— Олли скоро будет здесь, — сказала я ему, пытаясь успокоить его нервы, но, похоже, это не сработало.
Олли рано утром отправился навестить Бриа в кабинет медсестры. Джейк и Алисия сидели за старым столом, и я не видела Айзека с Нового года. Я не могла сказать, что не испытала облегчения.
Единственная хорошая вещь в том, что Олли хочет признаться во всем: я никогда больше не увижу Айзека или Оскара.
Я пока не решилась навестить Бриа, потому что как бы я не старалась — я не могла быть рядом с другими, когда происходило что-то ужасное. За последние десять лет, если у кого-то умирал любимый человек, я старалась избегать разговоров. Сочувствие никогда не было моей сильной стороной, и в свою защиту скажу, что у меня не было чувств, так что на самом деле я оказывала им услугу. Хотя сейчас у меня были чувства, я стала социально неуклюжей — никогда не знала, какие слова будут правильными. Я поняла, что слова подобны мечу. Как только они слетают с твоих губ, их уже нельзя забрать обратно. Их нельзя стереть. Слова, однажды появившиеся в воздухе вокруг вас, навсегда оставляют следы, отпечатываясь в мире.
Иногда лучше молчать.
Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Олли поворачивает из-за угла и входит в столовую. На его лице появилась мальчишеская улыбка, а зеленые глаза загорелись, как всегда, когда он видел меня. Олли был одет в свою черную футболку, серые джоггеры и Converse. Ему наконец-то подстригли волосы в медпункте, и он смог уложить их, как раньше.
Олли сел рядом со мной и сразу же поздоровался с Зиком, прежде чем прижаться лбом к моей голове.
— Доброе утро, любимая. — Он поцеловал меня в макушку и сжал мое бедро под столом, когда я наклонилась к нему. Эти маленькие жесты всегда заставляли мое сердце замирать в груди. — Мне нужно сходить за едой, — сказал он, прежде чем удалился.