— Как зовут вашу маму, синьорина? — повторил свой вопрос продавец.
— Мою маму зовут Констанс Эммонс, — сказала девушка. Ее голос прозвучал невнятно, как голос человека, разговаривающего во сне, а взгляд блуждал где-то в пространстве, бесцельно скользя по стенам книжной лавки. — Нет, нет, мою маму зовут не так… Констанс Эммонс — это я. Значит, мою маму зовут как-то иначе, только я не помню как…
Молодой человек обалдело воззрился на нее. Что за абсурд! Сначала она говорит, что ее мать зовут так-то и так-то, потом заявляет, что так зовут ее саму… Наверное, эта девушка — наркоманка, решил в конце концов он.
Блуждающий взгляд девушки внезапно остановился на нем, в глазах зажегся лихорадочный блеск.
— Вы даже представить себе не можете, как это чудесно! — заявила она тоном ребенка, сделавшего какое-то радостное открытие, и широко улыбнулась.
— Что именно, синьорина?
— То, что я — Констанс Эммонс, — ответила девушка, глядя куда-то сквозь него. — Вы когда-нибудь слышали о Констанс Эммонс? Я получила «Оскара» двадцать пять лет назад, а потом перестала сниматься. Потому что мне нет никакого дела до кинематографа. Я хочу от жизни лишь одного — любви. Его любви. И он любит меня. Вы меня слышите? Он любит меня — и любил все эти годы. Он ждал с таким нетерпением моего приезда! Я одного не могу понять — почему мы с ним расстались тогда, если так любили друг друга?.. Я обязательно спрошу его об этом, когда мы с ним увидимся в следующий раз.
Она несла какой-то вздор. Ее восторженный монолог, лишенный всякой логической последовательности, был, конечно же, наркотическим бредом, решил продавец. Он не знал, как на него реагировать, и лишь вежливо сказал:
— Ну что ж, мисс Эммонс, очень рад за вас, если вы снова встретились с любимым человеком. Но вы еще не сказали, на чье имя я должен адресовать…
Он не договорил: девушка пошатнулась и тихо застонала, закрыв глаза. Она бы, наверное, упала, если бы он не успел поддержать ее.
— Горячо, горячо, — шептала она, медленно опускаясь на колени и цепляясь руками за край прилавка. — У меня в голове пожар. Принесите воды. Скорее. Надо залить огонь, а то я сгорю. Я не хочу сгореть. Я больше никогда не увижу его, если сгорю.
Отпустив девушку, продавец побежал в подсобное помещение за водой. Когда он вернулся со стаканом воды, девушка лежала без чувств на полу.
Он шлепал ее по щекам, чтобы привести в сознание, брызгал водой ей на лицо, но ни то, ни другое не помогло. Он растерялся, не зная, что делать. Конечно, он мог бы вызвать по телефону «скорую помощь». Но он был уверен, что девушка накачалась наркотиками. Если он сдаст ее врачам, те могут отправить ее на принудительное лечение — тем более что она, вполне возможно, еще не достигла совершеннолетия: вид у нее был очень юный… С минуту поразмыслив, он решил, что лучше всего отвезти девушку к ее матери, пусть та сама решает, как поступить. Ее мать жила совсем близко отсюда — в адресе, продиктованном ему девушкой, была указана улица, параллельная этой. Это был один из самых фешенебельных кварталов города, где жили только очень состоятельные люди.
Осторожно подняв девушку с пола, он вынес ее на улицу и уложил на заднее сиденье своего «фиата». Запер дверь магазина, повесил табличку с надписью «Закрыто» и сел за руль.
Вскоре он выехал на улицу, где жила мать девушки. Замедлив ход, стал искать дом под номером четырнадцать, указанный девушкой в адресе… Он был немало удивлен, когда обнаружил, что под этим номером оказалось не что иное, как роскошная резиденция Габриэле дель Соле, известного сценариста, которого многие в Риме называли Королем Кино, человека, которому удалось разбогатеть и добиться невероятной популярности, сочиняя любовные сюжеты для кинематографа.
Площадь вокруг фонтана была залита ярким солнечным светом. Солнце отражалось в водяных струях, зажигаясь в них миллионом сверкающих точек. Молодой человек, стоящий возле фонтана, обернулся, когда она подошла к нему, и улыбнулся ей, щурясь от слепящего света. Солнце не позволяло ей рассмотреть как следует его лицо, но она видела его улыбку. Этой улыбки ей было достаточно, чтобы понять, что это и есть он.
— Я знала, что ты будешь ждать меня здесь, — сказала она.
— Я ждал тебя очень долго, Констанс, — сказал он. — Почему ты не пришла сразу сама, а прислала ко мне твою дочь?
— Мою дочь? — удивилась она. — Разве у меня есть дочь?
— Да, — кивнул он. — Ты прислала ее ко мне, и я полюбил ее. Но это случилось только потому, что она — твоя дочь. На самом деле я люблю и всегда любил только тебя.
Она приблизилась к нему еще на шаг. Теперь они стояли вплотную друг к другу, но их тела не соприкасались. Будто какая-то невидимая черта разделяла их — его и ее — миры.