Муж относил ее к категории людей, которые постоянно стремятся к совершенствованию. Грег любил подвергать ее поведение психоанализу. Если Сара не любила работать в саду, то зачем она сажала столько цветов каждой весной? Если она терпеть не могла работу по дому, то зачем так подолгу чистила столовое серебро, наводя глянец? Как она могла ему объяснить, что не любила не столько работу в саду, сколько растущие в нем сорняки? Что, как бы она ни ненавидела работу по дому, она просто не могла смотреть на заляпанные стаканы или стекла в разводах? Сара не могла объяснить это даже себе самой, а уж Грегу тем более. Она ясно понимала только то, что провела долгие годы, убираясь, вычищая грязь, пропалывая огород и вообще приводя все в порядок – для мужа и дочери. Но однажды летом, спустя два года после смерти мужа, неожиданно для себя Сара накрыла диван целлофановым чехлом и представила, как очень скоро бесчувственный целлофан закроет от нее ее прошлое.
Этот момент стал переломным. На следующий день она продала дом. И теперь наслаждалась жизнью. Теперь она приводила в порядок свой собственный маленький мирок. И если и была эгоисткой, которую осуждала Лаура, если и думала только о себе, заботясь лишь о своих потребностях, то готова была и дальше оставаться такой.
Сара любила свою свободу и новую жизнь, которую сама для себя придумала. И она не допустит, чтобы какая-то ковбойская шляпа и потрясающие синие глаза заставили ее изменить свои взгляды на жизнь. Завтра в это время она уже будет в Йелло-устоне, и Маккензи Уоллас вместе с его детьми, неряшливой гостиной и антикварными перечницами и солонками останется только в коллекции ее воспоминаний. А кроме воспоминаний ей ничего и не нужно.
– Сколько еще ждать? – разозлился Мак, раздраженно ерзая в кресле-каталке. – Когда вы сказали, что после обеда, я подумал, что это уже прямо сейчас.
– Ну же, не волнуйся ты так, – ответила Сьюзи. – Еще одна формальность, и ты свободен. Не знаю, куда это ты так торопишься. Похоже, что тебе очень хочется успеть на танцы.
Медсестра взглянула на Сару, которая сидела на одном из пластиковых стульев, стоявших рядами вдоль больничного коридора.
– Вы сегодня вечером идете с этим мужчиной на танцы, Сара?
– Думаю, что нет, Сьюзи. Сегодня днем хочу уехать в Йеллоустон.
– Если мы вообще когда-нибудь отсюда выберемся, – пробормотал Мак.
Он положил руки на колеса каталки и, неловко развернувшись от стола Сьюзи, подкатил к Саре. Его джинсы были разрезаны по шву до колена, чтобы не мешать наложенному на ногу гипсу, на коленях покоился испорченный ботинок из слоновой кожи, а другой весьма удобно устроился на здоровой ноге.
– Ребята позвонили мне сегодня утром и рассказали, что ты приготовила им на завтрак блины и яичницу. – сказал Мак. – Это произвело на них сильное впечатление.
– Я подумала, что им нужен плотный завтрак, раз у них каждый день так много работы: задать корма лошадям, заменить оросительные трубки, скосить траву на газонах, при том, что кто-то из них должен почти круглые сутки дежурить на заправке. Меня это просто поражает.
– Да, они действительно много работают. – В голосе Мака слышалась гордость за детей.
– Они устроили мне настоящую экскурсию по ранчо, и я впервые ехала на заднем сиденье мотоцикла. Должна признаться, это было грандиозно. – Она остановилась, вспомнив огромные размеры ранчо. – Мак, а есть у тебя кто-нибудь, кто смог бы помочь им, пока тебе не станет лучше? Шесть недель в гипсе – довольно большой срок. Тяжело справляться с работой на ранчо, даже когда вполне здоров.
– Мы справимся, – он посмотрел через плечо в сторону Сьюзи, – если я только выберусь отсюда. – Он повернулся к Сьюзи и ухмыльнулся: ему явно нравилось поддразнивать медсестру. – Не беспокойся о нас. В самом скором времени я опять сяду в седло. Я уже тренировался с костылями.
– Он настоящий Фред Астер. – Сьюзи поднялась со стула и, собрав бумаги в стопку, протянула их Маку со словами: – А теперь иди, ты свободен.
Сара вскочила и схватилась за ручки на спинке кресла-каталки, но Мак уже положил руки на колеса.
– Не надо, я сам.
Проезжая мимо Сьюзи, он взял у нее бумаги, намеренно игнорируя белый бумажный пакетик, который она держала в руках, и покатил дальше по коридору к выходу.
Сара с отчаянием посмотрела на медсестру.
Сьюзи вздохнула и подала ей пакетик.
– К тому времени, когда вы доберетесь до дома, он будет вымаливать это у вас. Скажите его ребятам, чтобы они давали ему по одной таблетке через каждые шесть часов, и он будет спать как младенец.
– Я скажу им, – кивнула Сара. Сьюзи продолжала:
– Пусть ребята позовут Либби, когда та вернется из Чейенн. Им нужна помощь, хочет того Мак или нет. Желаю удачи, – произнесла на прощание Сьюзи.
И снова Сара оказалась прижатой к Маку в тесной кабине грузовика. Его загипсованная нога покоилась на груде все тех же подушек, а рука обхватывала спинку сиденья. Но на этот раз он не просил ее рассказать о себе, чтобы заглушить боль. Он заснул прежде, чем они успели проехать последний магазин одежды в окрестностях Датч-Крика. Она позволила себе расслабиться и насладиться теплом его тела. Он побрился, на нем была чистая одежда, которую принесла Сара, и от него исходил слабый запах простого больничного мыла.
Пока он спал, Сара бросала на него взгляды чаще, чем на дорогу. Она заметила маленький шрам на лбу и крошечную родинку немного ниже уха. Несколько прядок волос серебрилось у виска, и еще она рассмотрела небольшой порез от бритвы на щеке.