На кухне, действительно какое-то время царила тишина. Я прислушивалась, и вдруг раздалась команда Егора:
— Демон! Неси!
С заливистым лаем ко мне примчался Дружок и вцепился в ногу, стягивая шерстяной носок. Я двумя руками схватилась за резинку у щиколотки. Пёс рычал, упирался лапами, рьяно мотал головой, но я тоже не сдавалась:
— Уйди! Отдай! — завопила я, и в этот момент Дружок дёрнул так резко, что я не выстояла, и носок слетел.
Счастливый пёс, виляя хвостом, понёс добычу хозяину, но Егор уже стоял в гостиной и улыбался, гладя пса по голове:
— Хороший мальчик! — он забрал из пасти собаки обслюнявленный носок и бросил в меня:
— Демон! Неси!
Я не успела увернуться, носок угодил мне в лоб, возмутиться тоже не хватило времени, потому что на меня фурией налетел Дружок и свалил на диван, потоптавшись по животу толстыми и грязными лапами. Схватил шерстяную добычу и ускакал к Егору, который зашёлся хохотом.
— Ты! Ты… — я просто задыхалась от возмущения, вставая с дивана. — Вали из моего дома!
И хоть бы одна эмоция отразилась на наглой роже, он кивнул Дружку и отвернулся:
— Пойдём, Демон, нам тут не рады.
Они ушли гулять, прихватив носок. А во мне клокотала обида и злость, опять затрясло. Но теперь я не спущу это на тормозах, если Егор хочет войны, будет ему война!
После прогулки он наверняка захочет погреться в доме. Первым делом я отключила отопление, распахнула все окна и двери, надела пуховик, шапку, потому что температура быстро сравнялась с уличной.
«Егор, хочешь вкусный бутерброд?! — сердито открывала я банку с собачьим паштетом, шепча себе под нос. — Угощайся, Егорушка! Кушай!»
Осторожно намазала собачий паштет на хлеб, положила огурчик и лист салата, разрезала треугольником и свернула — на вид не отличить от сэндвича с тунцом. Тарелку с бутербродом сунула в холодильник, оставлять на виду было бы слишком подозрительно.
На столе стояла синяя кружка Егора с остатками чая — даже не потрудился вымыть. Первое возникшие желание — разбить кружку вдребезги, но это было бы слишком просто. Пусть лучше сам расколотит — я осторожно натёрла ручку мылом и даже смазала кремом для рук для надёжности.
«Что, Егорушка, чаю, наверное, захочешь горячего, погреться? Будет тебе и чай!» — щедро сыпала я в заварочник соль. Размешала, сколько растворилось, но и этого было достаточно.
Гнев мой поутих, я успела остыть, и не только от эмоций, ведь в доме стояла холодина. Ни двери, ни окна я закрывать не стала, так и ушла в пуховике в спальню, прихватив с собой плед с дивана.
Дом к встрече «важной персоны» был готов. Рабочий день пошёл насмарку, поэтому, укутавшись потеплее, я включила на ноутбуке сериал и даже забыла про свою маленькую месть. Но уже через час без стука в спальню вошёл Егор:
— Ты больная?
— Да, похоже. Ты знаешь, мне кажется у меня температура, — я сделала страдальческое лицо и болезненно закашлялась.
— Ты зачем распахнула все двери и окна?! Дом выхолодился! — хмурился он. Не орал, нет, зато самодовольное выражение лица пропало — маленькая, но победа.
— Я?! — театрально удивилась. — Сам дверь не закрыл, вот я и заболела из-за тебя.
Егор сжал губы и недоверчиво прищурился, а потом молча вышел, захлопнув дверь, я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
Потом встала и прислушалась, он ходил по дому, закрывал окна, двери, похоже, топил камин. Я стояла у двери спальни, приложив ухо к щели. Потом Егор пошёл на кухню, а я бесшумного захихикала. Чайник закипел, зашуршала в мойке вода — кружка загремела в раковине. Всё-таки уронил, я улыбалась: всё шло по плану.
Но вскоре в дверь спальни постучали, Егор тихо заговорил:
— Катя, ты правда заболела? Я тебе чай принёс с вареньем.
Я с размаху прыгнула в кровать, накрылась одеялом и подала слабый голос:
— Заходи. Спасибо!
Он внёс поднос с кружкой чая, белым хлебом и пиалой, заполненной ярко-розовым джемом.
— Откуда варенье? — приподнялась я, опешив от внезапной заботы.
— Из моих старых запасов.
Это было так неожиданно, а мне стало безумно стыдно, я посмотрела на аппетитный джем, чай и на Егора:
— Ты только сэндвич не ешь в холодильнике, он протух, — поморщилась я раскаиваясь. — И в чайнике вода какая-то невкусная.
— Ничего-ничего, — снисходительно заговорил он. — Ты ешь варенье-то, малиновое, сразу выздоровеешь.
Он всё мялся в дверях, не заходил в комнату. Я поражалась переменам в нём — скромный, кроткий, заботливый. Если кто из нас и заболел, то, похоже, он. Осторожно взяла джем и намазала на булку, откусила. Пару раз пожевала и скривилась. На вкус варенье было как кем-то переваренный мел.