— Доброе утро, — я склонила голову и застыла у двери. Кабинет Феранты ощутимо изменился. Не могу, конечно, сказать, что в нём стало меньше бюстов или что поменяли цвет шторы — я за этим не слежу. Однако совсем пропали бумаги, которые до этого крыльями мотыльков накрывали все свободные поверхности. Кабинет стал спокойным и гармоничным, хотя, признаюсь, хаос придавал ему некоторую изюминку. Боюсь представить, что сподвигнуло Феранту на генеральную уборку. — Я могу пройти?
— Проходите, Варвара, — Феранта махнула рукой. Сама она сегодня была в непривычном для неё цвете — белое закрытое платье слегка разбавлял жёлтый подтон. Будто все убранные бумаги ушли на её новый наряд. — Хотя я не уверена, что смогу ответить на все ваши вопросы.
Я заняла привычное кресло, сложила руки на коленях, как школьница. Слишком часто я здесь бываю. Прямо-таки кабинет психолога, а не начальницы.
— Никаких вопросов, — пообещала я. — Просто хотела попросить. Гетбер сказал, скоро у учеников прекратятся занятия. И я бы тоже хотела немного отдохнуть. Гетбер же сказал, что здесь есть нечто вроде санаториев. Но, конечно, простого человека, с улицы, туда не возьмут. Поэтому мне нужны документы. В моем мире это паспортом называлось.
Феранта внимательно посмотрела на меня, потом поинтересовалась:
— Куда именно хотите отправиться?
— Гетбер обещал подсказать пару мест.
И мысленно пожалела Гетбера. Надеюсь, он не мучается сейчас от икоты.
— Я поняла, — Феранта кивнула. — Что с денежным вопросом? Гетбер тебе не сообщил, сколько будет стоить такое удовольствие?
Я помотала головой из стороны в сторону. В моём мирке это стоило достаточно — для того чтобы я так и не побывала ни в одном санатории. Здесь дело вряд ли обстоит по-другому.
Феранта некоторое время смотрела на меня, так что мне уже начало казаться, что никакого санатория мне не видать, как собственных ушей. А паспорта тем более. Но, тщательно обдумав этот спорный момент, Феранта всё-таки решилась:
— Академия должна вам — за ущерб, нанесенный спокойствию вашей души. Я выпишу вам сумму, которой будет достаточно для двухнедельного отдыха. Что же касается документов, это я тоже могу устроить.
Феранта потянулась к выдвижному ящику, вынула из него листок дорогой бумаги, плотной, как картон. Взялась за чернила и принялась аккуратно выводить буквы. Мой внутренний переводчик отказывался русифицировать эти изящные закорючки, которые я видела кверху ногами. Но вот что удивительно: некоторые из этих закорючек стали казаться мне родными, будто я встречалась с ними на протяжении всей своей жизни. Парочку коротких слов я даже смогла прочитать целиком, хоть и не поняла пока, что именно они обозначают.
Записку Феранта сопроводила печатью, красной, как кровь.
А с обратной стороны быстро и неряшливо написала всего пару слов. Именно этой стороной вверх Феранта передала мне листок.
— Придете сюда, — объяснила она. — Спросите дорогу у кого-то их прохожих, когда окажетесь на площади — идти недалеко. Отдадите это письмецо, заполните заявление, и будет вам документ. Через пару дней. Идти можно в любой будний день. До пяти вечера они точно работают. Возможно, и позже, но я бы посоветовала не рисковать.
— Благодарю… — И я шустро взяла бумажку, пока Феранта не передумала.
— Деньги получите тоже примерно к концу недели, можете пока выбрать, где именно будете проводить время, — продолжила она. Затем внимательно посмотрела мне в глаза: — Но пока… Я жду, что до отдыха вы предоставите мне ещё какие-нибудь результаты.
Я кивнула. Конечно, за такую щедрость нужно платить делом. Да я и не собиралась сидеть, сложа руки. Мне и самой не терпелось узнать о камнях как можно больше. Чем больше знаешь, тем более правильные вопросы задаешь. Мне нужно знать, что именно спрашивать во время встречи с тем, кого я надеюсь отыскать.
Волшебное письмецо Феранты я отнесла по нужному адресу этим же днём, где и обменяла его на заявление. Заполнить заявление легко и просто у меня тоже не вышло. Мы всем отделом — это оказалось что-то вроде нашего МФЦ, но очень маленького — разбирались с местным календарём. На ходу я сочинила историю, как очень долго пыталась излечиться от тяжелой болезни и немного потерялась в датах. Сотрудницы, подозреваю, решили, что я ещё и головой тронулась в ходе лечения, но я не стала их переубеждать.
Выяснилось в итоге, что месяцев здесь не двенадцать, а целых четырнадцать. И это мне ещё повезло, что я родилась в самом начале года. Изменилось только название месяца — с января на какую-то ерунду — но гордое число, одиннадцатое, осталось прежним. Согласно местному летоисчислению, год сейчас шёл всего семьсот девяносто первый (третьей эпохи, самой юной пока и прогрессивной), так что отныне я была семьсот шестьдесят шестого года рождения. В одно мгновение постарела почти на полторы тысячи лет.