Гетбер, сбегав до спальни, ещё и плед мне вручил, вот уж максимальный уровень комфорта. А сам скрылся где-то в другой части квартиры, пожелав мне приятного чтения.
Ну хорошо. Почитаем в одиночестве, не гордые.
Мягкий свет от лампы приобнял меня за плечи. Золотым светом вспыхнули на обложке слова «Империя Лейпгарт: география и история». Я распахнула книгу в самом нужном месте — на оглавлении. Итак, все по классике: горы, реки, фауна, флора, становление империи, войны и мирные договоры. Что меня сейчас интересует больше всего? Если не брать в учёт бокал с вином.
О! Знакомое название. Вейзен, родимый, в разделе с «крупнейшими городами». Надо отталкиваться от того, что привычно, прежде чем перейти к более сложным вещам. Почитаем про Вейзен.
Надо же было, конечно, столько понаписать о себе любимых: книга мало того, что толстая, так ещё и с мельчайшим шрифтом — будто бисер рассматриваешь, а не буквы. Ещё и этот свет. Для атмосферы он, несомненно, хорош, но для чтения — слабоват.
Меня хватило на целую страницу — эдакое введение, где Вейзен расхваливается всеми самыми красивыми эпитетами. Я и не знала, что к слову «великолепный» можно подобрать столько синонимом. И где эта книга была, когда я писала дипломы? Она выступила бы прекрасным пособием по наполнению текста водой. Теперь и неудивительно, откуда такой объем. Хорошего редактора создателям этого талмуда явно не хватило.
Спустя страницу у меня разболелись глаза (а ещё закончилось вино), и я всего на секунду зажмурилась, чтобы они немного отдохнули. Фатальная ошибка, которую я много раз совершала, когда была студенткой.
Не помешал свет, а дождь так и вовсе лишь сыграл на пользу. Очень уж умиротворяюще шумел.
Я провалилась в сон, как в открытый канализационный люк, внезапно оказавшийся под ногами. Даже осмыслить ничего не успела. Очнулась на мгновение, когда чьи-то заботливые руки забрали у меня невероятно увлекательную энциклопедию по империи, но не нашла в себе силы ничего сказать.
Проснулась я радостная, даже несмотря на разболевшуюся шею. В комнате посветлело: значит, уже рассвет.
Вот же… исследовательница. Напридумывала всякого, а сама уснула без всякого стеснения. Ещё и на кресле. Ещё и у коллеги. Впрочем, ругать себя по-настоящему все равно не получается: очень уж радостное получилось пробуждение. А почему — кто бы знал?
Пусть этот кто-то заодно сообщит мне, чем занимается Гетбер.
Хотя я и сама догадываюсь: тоже дрыхнет. Иначе давно бы меня разбудил.
Но тишина в квартире такая, будто я осталась в ней совершенно одна. Даже дыхания не слышно.
Я покинула кабинет и нагло заглянула в спальню. Пусто… И кровать идеально заправлена, ни единой складки, будто к ней никто даже не прикасался.
Гетбер нашёлся на кухне сидящим за столом прямо над знакомым мне талмудом. Правая рука стоит на локте и придерживает голову Гетбера. Впрочем, понять, спал он или нет, я так и не смогла — стоило мне шагнуть в кухню, как Гетбер встрепенулся и посмотрел на меня.
— Читаете? — поинтересовалась я.
— И тебе доброе утро. Говорил же — чтение утомительное.
В том, что дождь закончился, и сомневаться не стоило. Клочок неба, свободный от штор, радовал глаза таким пронзительным розовым, что хотелось раз и навсегда обернуться птицей, лишь бы посвящать ему баллады.
— Почему вы не в кровати?
— Ты тоже была не в кровати. Невежливо располагаться со всеми удобствами, когда гостья скрючилась на тесном кресле.
Я только сейчас заметила, что почти до самого локтя закатались рукава моей распашонки. Распрямила их, а заодно и волосы протянула через пальцы в попытке исправить ситуацию — обычно по утрам на голове у меня творится нечто невнятное.
— Спасибо за заботу, но разместилась я вполне нормально. — И без отлогательств перешла к делу: — Так, ну, раз мы уже вдвоем бодрствуем, то что там насчет крыши?
Гетбер прихорашиваться не стал. Потёр глаза и посмотрел на меня вновь, в этот раз более осмысленно:
— Я-то понадеялся, что ты позабудешь об этой идее… Ну, раз бодрствуем, то хорошо. Дай только прийти в себя.
И не сказал ни слова против.
За ночь моя одежда почти полностью успела высохнуть. А то, что манжеты и воротник платья влажноваты, так это ничего страшного — дополнительный заряд бодрости. В ужасной измятости тоже не вижу никакой проблемы — она своей небрежностью лишь придает шарм. Да и кто меня будет на крыше рассматривать? А Гетбер за одни-единственные сутки уже всякой успел рассмотреть.