— За меня не беспокойся.
— Для вас кресло точно будет тесноватым.
Гетбер наградил меня тяжелым взглядом, и я поспешила исправиться:
— Для тебя.
Гетбер ничего не ответил, лишь только вздохнул. Поднявшись, он убрал грязную посуду со стола в раковину. Обернулся на меня, бросил кратко:
— Идём.
Я послушно поднялась с места и пошла за Гетбером. Сама себе вдруг показалась глупым утёнком, который ничего пока в жизни не умеет, лишь ступать по следам. Хотя, казалось бы, к своим-то годам я должна была научиться хоть чему-нибудь.
Теперь мне выпала возможность посмотреть ещё и спальню Гетбера. И, признаюсь честно, обстановка мне понравилась. Такая спальня, как мне показалось, может принадлежать мечтателю или путешественнику — никак не строгому преподавателю, предпочитающему точные расчёты моменту случайности.
Кровать застилал плед с этническим орнаментом, по краям его свисали кисточки. Массивный деревянный шкаф украшали вырезки из газетных статей и журналов. А прямо над головой раскинулась карта ночного неба, нити с планетами и звездами были привязаны к крючкам в потолке, образуя сложный узор вокруг лампы-шара — Солнца, я так понимаю. С трудом, но я могла различить и окружающие его семь планет.
— Но как так может быть, — задалась вопросом я, — что раньше мы обитали в разных мирах, но на одной, по сути, планете.
— Не на одной, — Гетбер склонил голову. — На немного разных. — Он коснулся одной из планет, и она легонько закачалась. — Немного разных планетах, которые крутятся вокруг немного разных звёзд. Считай, это слоеный пирог. Много коржей, чуть разнесенных в пространстве. Один похож на другой, но не полностью совпадает с ним.
Гетбер достал из шкафа свежее постельное бельё кремового цвета. Снял плед и принялся менять бельё. Я хотела предложить свою помощь, но решила не лезть лишний раз под руку.
— А почему планеты именно в таком положении? — Конечно, лучше одолеть человека вопросами, чем помочь.
— Я думал над тем, чтобы сделать конструкцию подвижной, но пока не дошли руки. Сейчас здесь расположение планет с того вечера, когда мне пришла идея создать это вот творение.
— Знаменательный был вечер?
— Вряд ли знаменательнее этого. — Гетбер через плечо посмотрел на меня.
Неведомо откуда, но в сердце моём вдруг появилась нежность. Вот уж с ней я точно не ожидала сегодня встретиться… Мне так сильно захотелось коснуться Гетбера, обнять, сказать что-нибудь ласковое, чтобы он перестал хмуриться. Обхитрить без всякого злого умысла, подарить веру в то, что всё обстоит на самом деле не так, как он себе сочинил.
— Можешь тоже спать здесь. Думаю, нам хватит места на двоих, кровать большая.
Предложила — и сама себе не поверила. Вот же отчаянная.
— Правда? — удивился Гетбер. — Отчего такая щедрость?
Вместо того чтобы свести всё к шутке, я продолжила гнуть свою линию:
— Можешь даже свои истории порассказывать. Мне кажется, у тебя достаточно интересных историй.
— До сих пор не отвыкла от сказок перед сном?
Этот его вопрос неожиданно больно кольнул сердце — сказки мне никогда не читали. Я равнодушно пожала плечами и заметила:
— Да нет, отвыкла. Ты прав. Лучше крючиться на кресле или, особая степень удовольствия, балансировать над кухонным столом, чем находиться рядом со мной. Можешь идти, дальше я справлюсь сама.
— Что ты такое говоришь, Варя?
Гетбер перестал застилать постельное бельё, приблизился почти вплотную.
Застыл напротив меня, склонил голову, заглянул в глаза. Сердце подстреленной птицей забилось в груди. Сама не ведая, что делаю, я коснулась его щеки, чувствуя покалывания от щетины. Большим пальцем провела вдоль виска, затем по уголку глаза, пытаясь разгладить намечающиеся морщины. Чуть спустилась и коснулась нижней губы.
Гетбер тяжело выдохнул. У меня и самой пересохло во рту.
Его рука легка ко мне на спину, пальцы пробежались вдоль позвоночника и остановились на талии.
— Я говорю то же, что и ты, — заметила я.
— На меня не стоит равняться, — шепнул Гетбер. — Точно не на меня.
Я улыбнулась неловко, и он продолжил:
— Ты безумно сильно притягиваешь меня к себе, Варя. Я догадываюсь, почему, но как себя вести — не понимаю. Чувствую себя мальчишкой, который прежде наблюдал за девушками лишь издалека. Боюсь тебя обидеть или задеть, но только делаю хуже.
— Ты совсем не знаешь меня, — произнесла я.
Моя ладонь спустилась к Гетберу на шею, затем на грудь, он задышал ещё чаще и тяжелее.