Обернулась и снова посмотрела на меня.
— Хотел увидеть тебя, — провёл по изгибу кошачьей спины. Сколько ни корми эту заразу, всё равно тощая, как жердь – под ладонью так и чувствовались маленькие хрупкие позвонки. Кончиком хвоста Жора мазнула меня по ноге, стоило мне встать.
— Увидел?
— Увидел.
Не знаю, в чём было больше соблазна – в ней голой или в этой тряпке, скрывающей её. Шёлк так и льнул к телу, струился по животу, подчёркивая каждый изгиб. Тонкие лямки перерезали алым линию узких плеч, падающие на спину чёрные волосы делали Зверёныша похожей на Кармен из какой-нибудь постановки. Куда до неё скачущим по сцене вместе с женой Рената девицам? Ещё и тот недоумок в лосинах…
Внутри полыхнуло, едва мне вспомнилось, как она смотрела на него, дрыгающегося на сцене. Развернуть бы её к окну, сорвать кружево и снова…
— А если серьёзно, Руслан? – её вопрос немного отрезвил меня.
Допив воду, я смял бутылку, бросил её в кресло и, подойдя к Еве, положил ладонь ей на талию. Делать этого не следовало.
Самое малое из того, что мне не следовало делать.
— Приготовь кофе, — провёл по её боку, поддел лямку.
— Кофе? – переспросила она.
Да чёрт возьми! Как будто до неё не дошло с первого раза.
— Ты прекрасно слышала, что я сказал, — бросил я и заставил себя отойти от неё.
Кровь, разгорячённая, струилась по венам быстрее и быстрее. Ещё немного и соображать я перестану начисто. Несколько минут под прохладным душем, чашка крепкого кофе – вот всё, что мне нужно. Иначе к добру всё это не приведёт. Ни её, ни меня самого.
— Так зачем ты приезжал к Алексу? – донеслось мне вслед, когда я уже заходил в ванную-комнату. Бабскую, выложенную бледно-розовой и жемчужно-серой плиткой, с кучей разного хлама на многочисленных полках.
Ничего не сказав, я хлопнул дверью. Глянул в зеркало и поморщился – на скуле красовалась ссадина, одна из царапин кровоточила.
— Когда же ты научишься понимать с первого раза, — процедил, услышав, как она, проходя мимо двери, позвала кошку. Сжал руку в кулак. Только-только затянувшаяся кожа на костяшках треснула, алая капля упала на розовый выпуклый бутон, украшавший край раковины.
— Чёрт… — открыл кран и подставил руку под струю воды. – Поморщился и прислушался к негромкому пению на… кажется, это был итальянский. Или испанский. Чёрт бы её побрал со всеми её тайнами, талантами и этим вызовом в тёмно-карих глазах в янтарную крапинку.
— Твой кофе, — поставила Ева на стол чашку, стоило мне войти на кухню.
В накинутом поверх сорочки тонком шёлковом халате смотрелась она всё так же вызывающе. В голову закралась мысль, что бороться с собой становится всё труднее. Полгода назад мне казалось, что стоит уложить её в постель, стоит прировнять её ко всем другим, как она действительно станет такой же – одной «из». Теперь же мне было ясно – не станет. Все эти полгода она не шла у меня из головы, как ни пытался я забыть о ней. Сейчас же, получив её полностью, я понимал, что этого мне не достаточно.
— Что-нибудь ещё? – посмотрела прямо в глаза.
Снова решила поиграть, девочка? Хорошо, давай поиграем. Только не по твоим правилам.
— А ты можешь предложить мне что-то ещё? – присев, я смерил её взглядом. Прошёлся от тонких голых лодыжек вверх по икрам, задержался на коленях, на прикрытых халатом бёдрах.
— Всё, что я могу предложить, ты в состоянии взять и сам, — выпалила она и порывисто отвернулась, предоставив мне возможность рассматривать её со спины.
— Могу, — откинулся на спинку стула. Заметил, как она напряглась. Обернулась ко мне – порывисто, со свойственной ей импульсивностью.
Дверца холодильника хлопнула. Присев, Ева выдвинула ящик, зашуршала пакетом. Что-то достав, распахнула кухонный шкафчик. Наблюдать за ней было почти забавно. Почти, потому что в каждом её движении было нечто такое, что мешало мне думать здраво.
— Горький шоколад и овсяное печенье, — она поставила на стол широкую тарелку. – Есть ещё обезжиренное сгущённое молоко и лимон.
— Вообще-то, я имел в виду не совсем это, — взял её за поясок и подтянул к себе. – Но сгущённое молоко тоже подойдёт.
Пальцы её легли поверх моих, маленькие бриллианты заиграли гранями. То самое кольцо, которое я купил для неё и от которого она так и не избавилась. Зажав ноги Евы между своих, я посмотрел ей в лицо. Держал пояс, чувствовал исходящее от её руки тепло и вглядывался в глаза. Она дёрнулась, желая отойти, но я не отпустил.
— Сгущённое молоко, — чуть оттолкнул её, когда в возникшее между нами молчание ворвался сигнал домофона. Да кого там принесло на этот раз?!