— Так, может быть, не стоит? – Алекс заставил меня остановиться. Взял за подбородок. Большой палец его прошёлся по коже, потом по нижней губе. – Не стоит, Волчонок, — повторил он тихо. – Руслан – далеко не самое плохое, во что твоя сестрица могла вляпаться.
— Нет, — я перехватила его запястье. – Этого я позволить не могу. Тем более, сейчас.
Он слегка прищурился. Качнул головой и заставил меня подойти вплотную. Ладонь его оказалась под моим пальто.
— Алекс, — я сделала слабую попытку высвободиться. – Давай без этого?
— Без этого, так без этого, — выпустил меня. Вот только вместо удовлетворения я ощутила раздражение и разочарование. Знал ведь, что на самом деле хочу я совсем другого! Стоило посмотреть ему в лицо, я убедилась – знал.
— Она молчит, — я так и смотрела на него. Всегда знающего, чего он хочет, никогда не боящегося собственных желаний и готового выступить против целого мира, если так он посчитает нужным. – Я ничего не знаю ни о её прошлом, ни о том, где она была всё это время. Она ничего не говорит мне, понимаешь?! Ничего! Где она росла, Алекс?! С кем?! Что с ней было?! Как я могу вот так просто взять и оставить её тут?
— Ты её прошлого боишься или своего собственного? — он опять взял меня за подбородок, но теперь просто держал, вглядываясь в меня. Не знаю, что он хотел увидеть – ему и так было известно всё. Всё, до самого тёмного уголка, до самой глубокой раны.
— И того, и другого, — ответила я честно. – Почему она ничего не рассказывает? – уже совсем тихо, понимая, что он тоже может лишь догадываться, но ответа не знает.
— Ты сама много ей рассказала о своей прошлой жизни?
— Нет, — вздохнула и, отведя взгляд, скользнула им по воде. – Но на это у меня есть причины. Ты же знаешь. Моё прошлое… Оно ей ни к чему. Оно вообще ни к чему. Ни ей, ни кому-либо.
— Только мне.
— Только тебе, — грустно согласилась я.
Он принял во мне всё: настоящее, где я была дочерью своих родителей – видного политика и его любимой жены, и прошлое… Прошлое, где я была игрушкой для каждого, где меня почти что не было. Только девочка, прячущаяся в своих мечтах в моменты, когда действительность становилась особенно невыносимой.
— Может быть, у неё есть свои причины молчать.
— Этого я и боюсь.
— Не такие, как у тебя, Стэлла. Она – не ты. Дай ей набить собственные шишки,
— Я увезу её домой, — возразила я. Почувствовала, как он обхватил мою руку. – Чего бы мне это ни стоило.
Осмотревшись, Алекс повёл меня к пешеходному переходу.
— В доме у Лианы нет ничего, кроме овсянки, — заметил он, глянув на вывеску кафе, которую я приметила до этого.
Рядом с нами, прямо на бетон, опустились две чайки. Одна из них расправила крылья и крикнула, вторая скосила на неё глаз.
— И всё-таки не дави на неё, — словно бы в противовес словам, он стиснул мою ладонь. Опять провёл по кольцу, лаская – по пальцу.
От одного его касания я вдруг ощутила чувственную дрожь. Чуть заметную, тёплую. Так было только с ним, так могло быть только с ним. Этого же я хотела для Евы. Надёжной защиты, страсти и простого счастья. Хотела, чтобы она была, чёрт возьми, счастлива, как и я, только с одним «но». Счастлива, но без того жизненного опыта, без той пустоты и тех бесконечных унижений, через которые пришлось пройти мне самой, прежде, чем я оказалась здесь и сейчас. Прежде, чем Алекс спрятал мою ладонь в своей, а саму меня – в своём сердце.
16
Ева
Едва за Алексом закрылась дверь, я вышла в кухню. Вопреки собственным недавним словам, сам он стоял у окна. Две пустые чашки и развороченная обёртка от овсяного печенья служили напоминанием о том, что совсем недавно они с Алексом разговаривали о чём-то важном. О чём-то важном, посвящать меня во что никто не собирался даже несмотря на то, что я и оказалась среди событий.
Приблизившись, я встала рядом с Русланом. Увидела точку чёрного внедорожника внизу, ожидающую возле него сестру. Даже с высоты нашего этажа было видно, как она кутается в пальто.
— Отойди от окна, — не глядя на меня, приказал Рус.
Я перевела взгляд на него. Если это всё, что он может сейчас сказать мне… Не знаю, что было сейчас во мне сильнее – злость, обида или наполненное горечью понимание, что быстро ничего не поменяется. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, считаться с моим мнением больше от этого никто не станет.