— Это то же море, Ева, — выговорил я, пока она не начала вытягивать ещё что-нибудь. – Здесь мы пробудем день, может быть два. Дальше будет видно.
— Понятно, — вздохнула она, помолчав пару секунд. Поняла, должно быть, что большего не добьётся, как бы ни старалась сделать это.
— Как ты себя чувствуешь? – она развернулась в моих руках. Стаканчик с её кофе оказался прямо между нами. У меня – чёрный, у неё – разбавленный молоком, пахнущий ванилью и корицей.
— Я в порядке.
Она качнула головой. Пальцами прошлась по вывязанной на свитере косичке и посмотрела мне в лицо снизу вверх.
— Вчера ты тоже говорил, что в порядке, но в порядке ты не был.
— Я в порядке, Ева, — повторил, перехватив её руку. Пальцы у неё были тонкие, прохладные. Вздохнув, она сделала шаг назад, обхватила стаканчик обеими руками и опять посмотрела на море.
— Жалко яхту… — подошла к самой воде.
— Не стоит о ней жалеть. Будет другая.
— У тебя вообще нет слабостей? – снова она обернулась. – Тебе всё равно, какие вещи тебя окружают, для тебя не имеет значения, ешь ты в ресторане или простые гренки… Твоя яхта… Мне казалось, что ты любишь её. У человека должны быть слабости. Даже у такого, как ты.
Ветер трепал её волосы, но она не обращала на него внимания. Грела пальцы о стаканчик и смотрела на меня. Небо за её спиной становилось всё светлее, волны почти касались резиновых сапог. Слабости. Их у меня всегда было не много. В последнее время, так и вовсе. Но с появлением в моей зависшей на постоянном репите моментов прошлого жизни янтарных искорок, шоколада глаз, наполненных вызовом, их заметно прибавилось.
— Есть, — ответил я.
— Есть? – она как будто не поверила. Даже в тоне мелькнуло раздражение напополам с сарказмом.
— Есть, — подтвердил я. Подошёл к ней. – Я люблю капучино. Капучино с ореховым сиропом.
— Но ты же всегда пьёшь чёрный кофе, — заправила прядку волос за ухо, но бродяга-ветер тут же опять взялся за дело.
На этот раз заправил уже я. Допил свой чёрный.
— Это не мешает мне любить капучино с ореховым сиропом, — провёл по её щеке. – Правда его редко где делают действительно стоящим. — Взял за подбородок и коротко поцеловал. Ваниль, кофе, корица и мягкость её губ. Этот вкус забыть у меня уже не выйдет, даже если всё остальное канет в небытие.
— Надень куртку, — кивком указал я в сторону автодома.
— Зачем?
И что у неё за манера сыпать вопросами? Отдал ей пустой стакан.
— Позавтракаем там, где готовят отличный капучино с ореховым сиропом и подают отличный глинтвейн.
— Глинтвейн на завтрак?
— Почему бы и нет?
— Потому что глинтвейн обычно пьют по вечерам, — она допила свой кофе, засунула один стакан в другой и пошла обратно к машине.
Я смотрел ей вслед. Тонкая, изящная, в тёмных джинсах и мужском свитере, здесь она была как будто на своём месте. Под низким слоёным небом, в проклятом, сгнившем начисто городе. Рядом со мной, несколько лет проболтавшимся между небом и землёй и всё ещё до конца не уверенным, что вернулся обратно.
— Ты не идёшь? – остановившись у кабины, громко спросила Ева.
Я только махнул ей рукой, молча приказывая сделать то, что я сказал. Поджав губы, она нырнула в кабину. Я же вытащил из кармана уже пустой бутылёк. На дне ещё осталась капля сильнодействующего снотворного. Сжал и что есть силы запустил в море.
— Прости, дружище, — когда бутылёк исчез в воде, проговорил я, вспомнив, как недавно Ева скормила волнам пепел. – В последнее время тебя пичкают всякой дрянью.
Невесело усмехнулся уголком губ и пошёл следом за девчонкой, ставшей моей главной слабостью. Слабостью, какой до этого в моей жизни ещё не было.
19
Ева
Не знаю, как называлось местечко, куда привёз меня Руслан. Как ни пыталась я разглядеть указатели, ничего не вышло. Их просто не было.
— Выходи, — скомандовал он, остановив автодом напротив одноэтажного квадратного домика с каменными стенами. Над входом я различила вывеску, дальше по улице тоже стояли дома, уже, судя по всему, жилые. На противоположной стороне приютился крохотный магазин, похожий на те, что я видела в старых фильмах, рядом – аптека.
Я обернулась к Русу.
— Это посёлок? – спросила, не спеша открывать дверь.
Руслан наградил меня тяжёлым взглядом. Всё утро он казался мне задумчивым. И дело было даже не в молчании, сопровождавшим нас во время недолгого пути от моря. К этому я уже начала привыкать.