С чувством тревоги, разбавленным растекающимся по конечностям теплом от комментария Первой, я заглушил генератор, спустил его в квартиру, и улёгся спать.
4
В комнате, где я ночевал, стояло два старёхоньких диванчика, из которых сыпалась рыжая пыль. Над спинкой одного кто-то на обоях ручкой накарябал: «Вован». Над спинкой второго: «Колян». Я занял первый диван, и теперь угрюмо пялился на неровные, почти выцветшие буквы. Сидел так уже минут двадцать, с тех пор как проснулся.
Наверное, здесь когда-то жила счастливая семья: мамаша-домохозяйка, папаша-кормилец, да два брата-акробата. И все они вместе собирались по праздникам за большим раздвижным столом в зале, смотрели телик, а в выходные ходили на пляж загорать.
Интересно, умерли они тоже вместе?
Скорее всего, нет. Это одна из немногих квартир, где я не нашел костей.
Люди в этом доме оказались законопослушными — остались в квартирах, когда объявили карантин. Но и до них Старичок Си добрался. Не сразу, но всё же — соседи из магаза вернулись и через вентиляцию вирус передали (не специально, конечно), а может кто-то на балкон покурить вышел, на втором этаже, и остальных потом заразил…
Где же ты был, Вован, когда вирус твою семью выкашивал? Успел попрощаться? Я вот в горах был… и не успел.
Смахнув некстати накатившие слёзы (что-то я расклеился), натянул маску с перчатками, и отправился на речку — сегодня у меня банный день. Мыться чаще двух раз в неделю не получалось — боялся, что выше по течению в это же время намывает свои прелести носитель, а я его заразу подхвачу. По этой же причине устроил себе помывочную на пляже, чтоб в обе стороны река далеко просматривалась.
Закончив с водными процедурами, пошел город исследовать — вдруг что-то полезное для выживания найду. Желательно — оружие. Но рабочего огнестрела мне пока не попадалось. Только ржавые ружья да остатки дробовиков в магазине для охотников.
С набережной, через двор местного пивзавода, вышел на улицу Красина, а оттуда по Гоголя двинулся к центру.
Тут и там виднелись белые кресты — это я помечал мелом уже проверенные дома. Но сейчас эти метки казались мне покосившимися надгробиями. Сухой ветер гонял пыль по растрескавшемуся асфальту, завывая в разбитых окнах и пустых остановках. Скрипели, покачиваясь на металлических ножках, урны с облупившейся краской. Несколько деревьев упали поперёк дороги. Посреди широченной улицы мне вдруг стало жутко, словно я — букашка, а надо мной занёс грязный сапог некто могучий и невообразимо огромный. Солнце изрядно пригревало, но спина похолодела. Мир пошатнулся. Я расставил в стороны руки, пытаясь удержать его от вращения, и сам чуть не упал. Ссутулившись, выставив перед собой потные ладони, я рванул к высокому зданию с широким крыльцом.
Прижавшись лицом к шершавому бетону, перевел дух, остановив качку земли. Рядом с этим тёмно-серым великаном я почти не боялся. Он показался мне тёплым, живым. Я даже уловил движение стен, будто здание мерно вдыхало и выдыхало пыльный воздух, тоскуя по ароматам выхлопных газов.
Сколько еще мне сидеть в этом городе? Пока не кончатся припасы? Пока кто-то меня не спасёт? А что, если никто и никогда не спасёт?
Я вспомнил вчерашний самолет.
Кто-то еще, кто-то кроме нас, жив! И у них есть техника, и связь, и…
В голове всплыл вчерашний разговор в чате.
Сорок Пятый — грёбаный мудила! Теперь неделю новостей о «посылке с небес» не узнаю!
Как же я ошибался.
5
Спустя три дня я устроил шопинг. Ну, то есть, забрался на склад супермаркета, и таскал оттуда консервы, макароны, гречу и прочие крупы, сахар, да всё, что можно было съесть, во вторую спальню. Там я хранил провизию. Во время пятой ходки заметил движение за углом длинного здания, первый этаж которого занимали трупы продуктовых и парфюмерных магазинов.
Опять косуля.
Облегчённо вздохнув, я уже двинулся к дому, но краем глаза уловил нечто странное. Резко обернувшись (по шее сбежали мурашки), успел ухватить взглядом тень, метнувшуюся за высокое крыльцо.
— Эй! — голос в маске звучал глухо, скрипел от долгого молчания, словно несмазанная дверь. Я прокашлялся. — Э, какого хрена ты там прячешься?! Я тебя вижу! Выходи!
Опустив на землю истрепавшиеся пакеты с провиантом, я достал из-за пояса лёгкий топорик (всегда ношу его с собой — нож, конечно лучше, но топориком можно и дверь открыть, и крысу зарубить, если твои припасы жрёт).
— Выходи, твою мать! — стараясь орать не сильно истерично, я опять прокашлялся.