Кто думал, что его судьба будет такой ужасной.
Когда птицы улетели, есть ли толк в охотничьем луке.
Враг использовал Гу Мана, а когда в нем отпала надобность, отправил его в качестве одного из откупных даров, чтобы выторговать лучшие условия для перемирия. Этот человек прошел через взлеты и падения, вдыхал свежий ветер и любовался полной луной, в одно прекрасное утро он сделал неверный шаг и стал предателем, однако, после того как он сам отрезал все пути назад, никто и никогда не слышал от него слов раскаяния.
Почему многие теперь говорят, что он сам вырыл себе яму? Не потому ли, что погрязшие во зле сами обрекают себя на гибель?
Но, несмотря на его несчастливую судьбу, этого человека обвиняли в его собственных бедах. Предатель теперь оказался сам предан. Какое-то время почти все люди в Чунхуа с нетерпением ждали его конца.
Только и разговоров было о том, какую казнь выберут для наказания: обезглавят, сварят заживо в кипятке, разорвут лошадями или нанесут тысячу порезов и оставят гнить заживо… Даже маленькая девочка, только что начавшая говорить, подражая взрослым, сказала:
— Мы же можем просто не думать об этом гнойнике.
Так Гу Ман — легендарный герой Чунхуа, в прошлом заклятый враг генерала Мо Си, известный как «алтарный зверь», не оправдав людских ожиданий, стал недостойным упоминания «гнойником».
Автору есть что сказать: маленькая сценка из 3 главы.
Мо Жань: — Думаю, сегодня в главе слишком много театральщины. Кстати, Гу Ман, даже если ты назвал свою ударную армию «ванба[8]», я точно не буду платить тебе авторские. Проблема в выбранном тобой флаге. Ты назвал свою армию Ублюдочной и нарисовал на знамени черепаху. Думаешь, если эта ублюдочная тварь громко орет, что ты крут, то все поймут, что ты герой? Если уж хочешь, чтобы твое войско наводило ужас, почему бы тебе не назвать его Петушиным (цзиба[9])? А на флаге нарисуй хуй, чтобы все понимали без слов, что ты с ними сделаешь, если они не признают твое величие.
[8] «ванба» переводится как черепаха, но слэнговое значение: ублюдок, шваль, отброс общества;
[9] «цзиба»— «перестать тыкать»/ «опустить алебарду», но на слэнге «цзиба» — это член/пенис.
В данном случае, отсылка к 1 главе «Хаски и его Учитель Белый Кот», когда Тасянь-Цзюнь тоже экспериментировал с названиями.
Гу Ман: — Эээ? Братишка, что с тобой? Ты заблудился?
Чу Ваньнин: — Мо Жань, куда ты опять сбежал?! Вернись сейчас же!
PS. Мо Жань и Мо Си не имеют кровного родства. События этого романа происходят задолго до событий «Хаски и его Учитель белый Кот». Еще нет Верхнего и Нижнего Царств, весь материк разбит на враждующие царства. Позднее будут упомянуты предки некоторых персонажей, раскрыто происхождение некоторых орденов и духовных школ, а также откроются причины и следствия некоторых старых историй. Некоторые вещи будут упомянуты прямо, другие хорошо скрыты, и придется постараться, чтобы найти связи между ними.
Глава 4. Старая вражда
В мгновение ока пролетели два года, на протяжении которых Северная Пограничная Армия охраняла границу.
Стотысячное войско встало лагерем на берегу реки. Всего ночь и день пути отделяли солдат от того счастливого мгновения, когда, надев свои лучшие одежды, они смогут вернуться в покинутые два года назад дома. Солдаты готовили рис в огромных казанах, кормили лошадей и стирали одежду. Прозрачные как горный хрусталь воды Великой реки искрились под закатными лучами солнца. Лошади лежали на берегу, наслаждаясь освежающей прохладой, а их всадники купались в чистой проточной воде.
— Эй, потри мне спинку! Я как грязная обезьяна. Если завтра появлюсь дома в таком виде, мать запилит меня до смерти.
— Брат, побрей меня! Что-то не получается у меня сделать это как следует!
Мужчины смеялись, резвились на мелководье, ныряли в воду и подшучивали друг над другом, выглядя абсолютно счастливыми.
Никто так не ждет, как любящая мать. Женская спальня грезится настоящему мужчине. Настало время вернуться домой: отдав долг родине, вспомнить о сыновнем благочестии и супружеских обязанностях. У каждого свои надежды.
Во всей армии, возможно, только у Мо Си не было никаких надежд.
Его родители умерли, и у него не было ни жены, ни наложниц. Вся столица Империи Чунхуа с нетерпением ждала прибытия славного генерала, но не было никого, кто зажег бы свечу, ожидая именно его возвращения.
В глазах Мо Си давно не было тепла, только годы одиночества и тлеющие угли военных пожарищ.