— Ох, князь Сихэ, вы уже здесь? Как видите, ваш подчиненный так занят, что даже не смог лично приветствовал вас должным образом. Простите, князь, не примите за неуважение…
Прежде чем он успел договорить, Мо Си поднял руку, чтобы прервать его угодливые речи. С момента, как он вошел, его взгляд был устремлен только на двери ледяного карцера.
В панике тюремщик поспешил преградить ему путь:
— Князь Сихэ, вы не может войти. Сейчас тело этого человека — одна открытая рана, он бредит. Даже если захотите его допросить…
— Я хочу его видеть.
— Но, князь Сихэ…
— Я сказал, что хочу его видеть! — взвился Мо Си. — Ты не понимаешь или оглох?!
— …
— Прочь с дороги!
Не осмелившись и дальше стоять на пути у важной персоны, тюремщик поспешно освободил дорогу, но стоило Мо Си пройти мимо, засеменил следом за ним.
В ледяном карцере было очень холодно.
Призрачное голубое пламя мерцало в похожей на череп лампе, которая была единственным источником света в камере. Гу Ман лежал на каменной кровати. Его белая роба заключенного давно уже стала красной от крови. По выдолбленному в камне специальному желобу текла кровь. Лицо было пугающе бледным, а широко открытые глаза словно утратили способность видеть.
Они никак не отреагировал, даже когда Мо Си молча подошел к нему вплотную.
Очень осторожно тюремщик попытался пояснить:
— Князь Ваншу заподозрил, что он замешан в деле о массовом убийстве в борделе «Хунъянь», поэтому использовал на нем сыворотку правды[5], а потом при помощи техники Захвата Души[6] попытался вытащить из его головы воспоминания о прошлых событиях, но в итоге все равно ничего у него не вышло.
[5] 诉罪水 sùzuìshuǐ cуцзуйшуй «вода оправдания вины» — сыворотка правды.
[6] 摄魂 shèhún шэхунь — призывать (материализовать в другом месте) душу (живого человека).
Мо Си ничего не ответил, продолжая безучастно разглядывать лежащее на каменном ложе тело. Сразу несколько целителей хлопотали вокруг Гу Мана, обрабатывая его раны и пытаясь обратить эффект использованных на нем заклинаний, но повреждения были столь многочисленны и глубоки, что им никак не удавалось остановить кровотечение…
С самым горестным выражением лица тюремщик вновь обратился к нему:
— Князь Сихэ, думаете, я бы стал обманывать вас? Этот человек действительно находится на грани жизни и смерти, и даже если вы попытаетесь допросить его сейчас, ничего членораздельного все равно не услышите. К тому же, князь Ваншу уже исчерпал все свои методы дознания и, в конечном итоге, ушел в гневе, так и не добившись успеха. Не лучше ли вернуться в другой день и снова…
— Выйдите все!
— …
— Пошли вон!
Со скорбной гримасой на лице тюремный надзиратель отступил за двери, чтобы с безопасного расстояния наблюдать, как Мо Си выгоняет из карцера всех целителей. Наконец, набравшись храбрости, он все же крикнул в спину Мо Си:
— Князь Сихэ, государь распорядился, чтобы этот человек остался в живых! Пожалуйста, будьте милосердны.
В ответ Мо Си одним взмахом руки захлопнул все три двери.
В сердце своем тюремщик разрыдался без слез, но вслух лишь сказал своему ученику:
— Ты... как тебя там, сходи за «Воскрешающим райским ароматом», который этот мастер спрятал на самом дне своего сундука. Похоже, после того, как князь Сихэ выйдет из этих дверей, только он и сможет спасти жизнь этой мелкой псины, посмевшей предать хозяина…
В камере больше никого не было. Узкое и изолированное от мира пространство карцера полностью оправдывало слова песни «вскину голову к небесам — боги не слышат, посмотрю под ноги — выхода нет». Эти толстые стены и тройные двери полностью отрезали их от всего остального мира. Остались только они двое: Гу Ман и Мо Си.
Мо Си подошел к краю каменного ложа и долго смотрел в лицо Гу Мана из-под полуопущенных ресниц, а потом вдруг протянул руку, чтобы поднять его.
— Гу Ман, — его губы только слегка приоткрылись и тут же сомкнулись. По похожему на стоячую воду холодному лицу пробежала едва заметная рябь. — Давай, приходи в себя.
На него безучастно смотрела пара совершенно пустых глаз.
Была ли это сыворотка правды или техника Захвата Души, но его разуму, без сомнения, был нанесен непоправимый вред. Обычно все было не так критично, особенно если подвергшийся их воздействию человек послушно признавался в своих прегрешениях, но если он пытался сопротивляться, то чувствовал себя так, словно ему выпустили кишки и сожгли душу. Даже самые стойкие преступники, которые смогли выдержать жестокие побои и пытки, после использования комбинации этих двух методов дознания были готовы признаться в чем угодно, хотя были и такие, кто просто сошел с ума.