Потрясенный Мо Си замер:
— Что?
Голос Гу Мана становился все тише, пока совсем не затих. По его телу прошла судорога, он открыл рот, словно пытаясь вздохнуть или всхлипнуть, а потом с волной новой дрожи с его губ сорвалось почти беззвучное:
— Дом…
Последнее слово было таким же невесомым, как упавшая на землю пушинка, но в ушах Мо Си оно было подобно громовому раскату.
Мо Си опустил голову, чтобы посмотреть в лицо Гу Ману, и увидел, что глаза его закрыты. Прикрывшие синяки длинные темные ресницы были мокрыми от слез… похоже, эти слова вырвались у него под влиянием сна.
Много лет назад в пылу страсти целуя пальцы Гу Мана, он от чистого сердца сказал ему:
— Теперь, когда государь даровал мне титул князя Сихэ, мне больше не нужно жить с оглядкой на дядю. Впредь никто не может контролировать меня и больше никто не сможет меня остановить. В будущем я исполню все обещания, что давал тебе. Просто подожди меня еще немного. Я говорю тебе, что настроен серьезно.
До этого он никогда не осмеливался говорить с Гу Маном о «серьезности» их отношений, и уж тем более не смел обсуждать с ним совместное «будущее». Возможно, это было следствием того, что и сам Гу Ман не относился к их отношениям, как к чему-то значимому, поэтому у Мо Си создавалось впечатление, что он не верил в них.
Мо Си отчаянно жаждал вынуть из груди и вручить Гу Ману свое полное искренности сердце, страстно желал прямо сейчас дать ему все обещания мира, лишь бы услышать от него пару слов одобрения.
Поэтому в тот день в постели он строил планы и рассказывал Гу Ману о множестве волнующих его вещей. Гу Ман же ласково гладил его по волосам и улыбался, позволяя Мо Си болтать и трахать его без отдыха. Вроде бы он даже слушал его, но было видно, что в глубине души Гу Ман считал своего братишку Мо милым и наивным дуралеем. На самом деле ведь неважно, насколько он влиятелен, князь Сихэ он или нет, ведь его старший братец Гу Ман всю жизнь будет обожать его и потакать всем его капризам.
— А что тебе нравится? Что ты хочешь?
Но Гу Ман ничего не отвечал и ни о чем не просил.
Но, в конце концов, когда Мо Си уже и сам не помнил сколько раз кончил в тело Гу Мана, когда слезы на глазах его любимого перестали высыхать, может от того, что сознание совершенно вымотанного Гу Мана затуманилось, но на пике удовольствия на грани страдания он все же не выдержал.
Невидящим взглядом глядя на разрисованные спиралями[8] черно-белые занавески балдахина, Гу Ман пробормотал:
[8] 回纹 huíwén хуэйвэнь — орнамент из спиралей, имеющий мистический подтекст.
— Я... я хочу… иметь дом…
Мо Си замер, как громом пораженным. Он знал, что никогда в жизни не забудет, каким было выражение лица Гу Мана, когда он произнес эти слова.
Человек, который всегда засмеивал любые проблемы и не боялся ничего, сейчас даже не осмеливался посмотреть ему в глаза. В один миг от его самоуверенности и бравады остались только неуверенность и страх.
Словно он уже очень давно страстно жаждал чего-то слишком дорогого, чего-то такого, о чем в этой жизни не смел даже мечтать.
Когда же слова сорвались с его губ, Гу Ман закрыл глаза, и крупные слезы ручьем полились из покрасневших уголков глаз.
Были ли это слезы, которые его любимый обычно проливал во время их постельных утех? Мо Си так и не смог понять.
Но в тот момент Мо Си очень ясно осознал, что непобедимый генерал Гу по сути своей был сиротой, человеком без рода и племени, бывшим рабом. Два десятилетия он постоянно подвергался оскорблениям и избиениям, у него никогда не было своего дома, а рядом с ним не было ни одного родного человека.
Мо Си почувствовал, как грудь сдавило от тоски и душевной боли. Склонившись, он прихватил зубами влажные дрожащие губы Гу Мана, и, погладив растрепанные волосы, между двумя судорожными вздохами тихо сказал:
— Хорошо. Я дам его тебе.
Я дам его тебе.
Я дам тебе дом[9].
[9] 家 jiā цзя — семья, дом, знатный род; супруг (муж/жена).
Это первый раз, когда ты попросил меня о чем-то. Даже если это твоя очередная глупая шутка, я буду относиться к этому серьезно.
Я знаю, что твоя жизнь была очень трудна, слишком многие издевались и насмехались над тобой… именно поэтому ты не смеешь принимать то, что тебе дают, боишься брать с других клятвы и не смеешь верить чужим обещаниям. Но я не буду лгать тебе. Просто подожди меня еще немного.
Совсем недолго подожди меня. Я буду усердно трудиться. Ратными подвигами, потом и кровью я завоюю славу и почет, а потом возьму все свои заслуги и обменяю их на право открыто и законно[10] быть с тобой. Просто подожди меня.