Он продрог до костей.
Здесь так холодно.
Он закрыл глаза.
«Нет, все не так.
Если бы я мог себе это позволить, то никогда не стал даже думать о том, чтобы сражаться с тобой.
Однажды ты подарил мне свой свет и свое тепло, и эта горячая кровь течет через мое сердце только благодаря тебе.
Без тебя не было бы меня».
— Прости, что разочаровал тебя, — равнодушно бросил Гу Ман.
— ...
— Мо Си, если бы на твоем месте сегодня был я, то уж точно сделал бы ставку на «все или ничего» и бился бы с тобой до смерти. Уж лучше умереть в бою, чем умолять противника повернуть назад. Это слишком наивно даже для тебя... Ты был мне ближе брата, и это последнее, чему я могу научить тебя...
Мо Си помнил, что, прежде чем он потерял сознание, на борт поднялся солдат и закричал:
— Генерал Гу, с северо-востока идет подкрепление Чунхуа! Это флот принцессы Мэнцзэ, посмотрите...
Так и не дослушав, Мо Си, не в силах дальше поддерживать свое тело в вертикальном положении, наклонился вперед и упал на окровавленную палубу.
Эта кровавая битва стала окончательным свидетельством того, что Гу Ман предал Чунхуа и под черными знаменами Ляо вторгся на земли своей родины. Старый главнокомандующий допустил большую ошибку, недооценив его, и армия понесла тяжелые потери. Из десяти тысяч солдат Чунхуа в той битве выжило менее сотни человек. Мо Си не приходил в сознание несколько дней. Когда же он проснулся, то очень ясно осознал...
Гу Ман ударил его ножом в грудь, но не свернул с выбранного пути.
Давным-давно, перед тем как Гу Ман навсегда покинул столицу, он сказал:
— Мо Си, теперь дорога наверх закрыта для меня. Все что я могу, это спускаться вниз до тех пор, пока не достигну самых глубин преисподней.
Произнеся эти непонятные тогда слова, он попросил слугу принести бутылку лучшего вина.
Сняв печать с крышки, Гу Ман сладко улыбнулся и наполнил до краев две чаши: для себя и для Мо Си.
— Выпьем... — чаши звякнули, ударившись друг о друга, хмельной напиток чуть расплескался, и глаза Гу Мана заблестели странным шальным весельем. — Давай выпьем за то, что твой братец[1] Гу Ман отныне собирается стать очень плохим человеком.
[1] употреблено «гэгэ» — что в слэнговом варианте может означать не только старший брат/братец/братишка, но и муженек/бойфренд/парень.
Мо Си тогда только покачал головой, думая, что Гу Ман как всегда подшучивает над ним.
Мо Си знал этого брата так много лет. Сердце Гу Мана было таким мягким, что ему было жаль наступить даже на муравья. Как мог этот вечный ребенок стать плохим человеком?
Но что в итоге? Подчиненные этого «невинного ребенка» убивали его бывших сослуживцев.
А сам этот «ребенок» чуть не убил Мо Си.
— На наше счастье принцесса Мэнцзэ прибыла вовремя, чтобы спасти вас. Этот штык-нож — зачарованное темное оружие Ляо, пропитанное демоническим ядом. Если бы помощь была оказана чуть позже, боюсь, мы не смогли бы вас спасти. На груди останется шрам, и в течение следующих месяцев вам прописан полный покой...
Мо Си слушал слова врача, но не слышал их. Он неотрывно смотрел на повязку на груди. Для его спасения плоть, что соприкоснулась с ядом, была удалена, однако он чувствовал, что вместе с ней было вырезано что-то еще. И теперь в этом месте он чувствовал пустоту, боль, неприятие и ненависть.
Позже Гу Ман пожал плоды своих деяний, когда его вчерашние союзники конвоировали предателя в столицу Чунхуа.
Тогда Мо Си решил, что шрам на его груди, наконец, перестал кровоточить.
Но болеть он не перестал.
Спустя годы, накануне возвращения Северной Пограничной Армии в столицу, не в силах уснуть, Мо Си в одиночестве сидел в палатке. Его рука прикрывала лицо, а кончики пальцев неосознанно стирали стоявшие в глазах слезы.
Он повернул голову, и мерцающий свет свечей на миг ослепил его. Мо Си спрятал в тени свое, будто вылитое из железа, лицо и закрыл глаза.
Гу Ман...
Гу Ман.
Несомненно, Мо Си был хорошим генералом и министром для своей страны. Конечно, он знал, что Гу Ман — мятежник, виновный в измене. Предатель, которого он ненавидит.
Но когда мокрые ресницы закрыли глаза, ему показалось, что он снова видит полное противоречивых эмоций лицо того парня со школьного двора. В те времена, когда его братец был счастлив, он показывал клыки, и его глаза сияли ярче всех звезд на небе.
Светило солнце, а поучения старейшин были такими длинными и нудными. Гу Ман лежал на столе, тайно сочиняя низкосортный бульварный роман. Мо Си со своего места тайно наблюдал, как он витает в облаках, погруженный в мечты о том, как очень скоро сможет порадовать всех своих многочисленных подружек.