[1] 丹房 dānfáng даньфан — даос. киноварная комната; место для изготовления таблеток и снадобий даосской алхимии; обитель бессмертных.
В алхимической мастерской изготавливались яды.
А в устройстве изготовленных в оружейной механизмов, попади они в его руки, государь не разобрался бы и за сто лет.
Навыки Мужун Чуи в создании оружия были чрезвычайно высоки. Даже сам Юэ Цзюньтянь не мог оценить глубины его истинного мастерства.
Юэ Цзюньтянь как-то пробовал взять этот бастион, но Мужун Чуи каждый раз закрывал дверь у него перед носом[2]. В конце концов ему пришлось смириться с этой несправедливостью и ради сохранения лица оправдываться перед посторонними: «Все-таки Чуи еще так молод, поэтому стесняется демонстрировать свои скромные успехи Великому Мастеру первого уровня, вроде меня, хе-хе-хе!»
[2] 吃闭门羹 chī bìméngēng чи бимэньгэн «есть похлебку у закрытых дверей» — обр. поцеловать дверь; уйти ни с чем.
Мужун Чуи было без разницы, что он там говорил.
Ему в принципе было все равно, что говорят и думают о нем другие люди, так что свой титул «Невежественный Бессмертный» он носил вполне заслуженно. Мужун Чуи любил только чертежи своих изобретений и был до безумия одержим механизмами. Что же касается репутации, друзей и родственников — все это он мог с легкостью отбросить.
Входя в поместье, прямо у ворот они столкнулись с собравшимся уходить старшим дядей Юэ Чэньцина. Из-за плохого зрения первым он увидел и опознал именно своего племянника и, повысив голос, начал его отчитывать:
— Мелкий ты кролик[3]! Твое поведение ни в какие ворота не лезет! Куда ты так помчался, аж пятки сверкали? Этому старику среди ночи пришлось самому отправиться искать тебя!
[3]小兔崽子 xiǎotù zǎizi сяоту цзайцзы — крольчонок, зайчонок; сосунок заячий: шутливое обращение к младшим.
— Дядя, — попытался оправдаться Юэ Чэньцин. — Я ведь исполнял приказ его величества…
— Маленький паршивец, у тебя еще молоко на губах не обсохло, чтобы... — он замолк, так и не договорив, когда, наконец, в сиянии холодного лунного света разглядел направляющегося прямо к нему Мужун Чуи. Выпучив глаза, мужчина изумленно воззрился на него. — Ты?
Неудивительно, что он был так потрясен. Хотя Мужун Чуи и жил в поместье Юэ, мало кто мог встретиться с ним, если он сам того не желал. Увлеченный своими исследованиями, этот нелюдимый человек мог месяцами не выходить из своего дома, а теперь вдруг появился из ниоткуда и не один, а в компании с Юэ Чэньцином и еще несколькими заклинателями. Это же уму непостижимо!
Дядя Юэ был так изумлен, что надолго лишился дара речи. Наконец, он смог выдавить:
— Ты... ты вышел на улицу?
Мужун Чуи нехотя взглянул на него и холодно спросил:
— А мне запрещено выходить?
— … — старший дядя Юэ был человеком вспыльчивым и простодушным[4], поэтому сразу же ощетинился. — Как ты со мной разговариваешь? Твой свояк по доброте душевной одолжил тебе немного краски, а ты уже готов открыть красильную мастерскую?
[4] 直肠子 zhíchángzi чжичанцзы «прямой как кишка человек» — прямолинейный, грубый человек, простак; что думает, то и говорит.
Юэ Чэньцин поспешил вмешаться:
— Дядя, не сердись. Спасибо Четвертому Дяде. Не подоспей он вовремя и этот насильник, скорее всего, убил бы меня.
Дядя Юэ возмущенно фыркнул. Задыхаясь от гнева, он взглянул на облаченную в белое фигуру Мужун Чуи и, возмущенно крякнув, захлопнул рот, сдерживая свою ярость.
Прищурив свои близорукие глаза, он попытался разглядеть людей, стоявших позади них.
— А эти господа…
Мужун Лянь холодно усмехнулся:
— Второй по старшинству хозяин семьи Юэ, вы бы поменьше барыжили своими мелкими механическими игрушками. Если сейчас не можете различить лица людей, стоящих в паре метров от вас, то можно сказать, что вы в двух шагах от полной слепоты.
Услышав этот голос, дядя Юэ совсем опешил:
— Князь Ваншу?!
Мужун Лянь самодовольно рассмеялся и не без злого умысла добавил:
— Да, и князь Сихэ в придачу.
— ..!
Хотя старший дядя Юэ также был высокопоставленным чиновником, но все же находился на несколько ступеней ниже Сихэ и Ваншу, сиявших на небосклоне Чунхуа, как две ярчайшие звезды. Сообразив, кто перед ним, он поспешил склониться в вежливом поклоне:
— Ох, извините. Сами видите, мои глаза и правда почти ослепли. Простите этого старейшину, что сразу не поприветствовал вас должным образом!
Только подойдя ближе, он понял, что с ними еще и внушительных размеров бамбуковый воин, к которому был привязан спящий Гу Ман.