Хотя правильнее было бы сказать, что эти пропавшие девочки выглядели как ее фрагменты: у одних были похожие носы, у других — губы, а у некоторых также была родинка в уголке глаза.
Ли Цинцянь вложил меч в ножны и, подняв руку, щелкнул ее по лбу.
— Не могу я ничего придумать и не хочу, не собираюсь, — сказав это, он отвернулся и ушел обратно в дом.
— Ты! Ты! Ты! Ты даже не старался! — Хун Шао тут же бросилась следом за ним, подпрыгивая и громко крича. — Ах! Братец Ли переменчивее ветра[7]! С каждым днем ты все более груб со мной!
[7] 朝三暮四 zhāo sān mù sì чао сань му сы «утром - три, а вечером - четыре» — непостоянный; не имеющий твердого мнения о чем-то.
Пятнистые куры с громким кудахтаньем разбежались в разные стороны по двору, маленькая рыжая собачка залилась громким лаем, то ли желая подбодрить девушку, то ли перелаять.
— …
Мо Си и правда на дух не выносил женщин. И если спокойную сдержанность принцессы Минцзэ он еще мог принять, то таких девушек, как Хун Шао, можно было включить в десятку величайших кошмаров его жизни.
Но, глядя сейчас на эту парочку, он видел, что Ли Цинцяню эта скандальная девица очень нравится и его совершенно не раздражают ее несдержанные речи.
Заглянув чуть глубже, Мо Си начал понимать, какие отношения их связывают.
Оказывается, Хун Шао была умирающей от голода маленькой девочкой, которую Ли Цинцянь по доброте душевной подобрал во время своих странствий. Когда они познакомились, ему было восемнадцать, а ей — пятнадцать. После трех с половиной лет скитаний по всему миру эти двое стали неразлучной парой и близкими людьми.
Но ни Ли Цинцянь, ни Хун Шао не имели опыта романтичных признаний. Излишне объяснять, почему Ли Цинцянь не мог признать собственных чувств, но и Хун Шао, хотя со стороны и выглядела бойкой и шумной девицей, на самом деле была чистой и целомудренной девушкой и никогда бы не осмелилась сама сказать о тех чувствах, что жили в глубине ее сердца. Поэтому, хотя окружающим было совершенно очевидно, что они влюблены, эти двое продолжали молчать, не зная как сказать друг другу те самые главные слова.
Самое большее, на что осмелилась Хун Шао, после того, как в подпитии лежа на столе, долго любовалась на державшую свиток руку Ли Цинцяня — не удержавшись и собрав все свое мужество, незаметно придвинуться ближе, чтобы накрыть его ладонь своей рукой.
Ошеломленный Ли Цинцянь лишился дара речи и несколько бесконечных мгновений просто смотрел на нее широко открытыми глазами. Щеки девушки раскраснелись от вина, она смущенно хихикала и смотрела на него глазами, в которых, казалось, отражались все звезды Млечного Пути.
— Братец[8]...
[8] 大哥 dàgē дагэ — старший брат, ты (в дружеском разговоре), старик, братан, чувак (обращение к другу); муженек (обращение жены к мужу).
Разумно предположить, что если два человека испытывают чувства друг к другу, то одному из них будет легко «проткнуть оконную бумагу»: открыть свое сердце, настоять на диалоге и убедиться во взаимности своих чувств.
Но взглянув в аристократичное лицо Ли Цинцяня, Хун Шао вдруг почувствовала робость и подумала:
«Разве могу я стать ему достойной парой?»
Три года назад, когда он протянул руку грязной, замерзшей, больной чесоткой девочке, он уже стал для нее самым лучшим старшим братом, ее божеством и ее возлюбленным.
В глазах этой девушки в братце Ли все было идеально: прекрасная внешность, доброе сердце, приятный голос, хорошие манеры и впечатляющие магические способности.
Если отбросить то, что он был беден, во всем мире было не сыскать человека лучше.
А теперь посмотрите на нее: единственное, что было приемлемым, это смазливая внешность, но по сути она все еще была неграмотной простолюдинкой, глупой, неуклюжей и прожорливой. За раз она съедала в два раза больше, чем ее братец Ли, да и голос у нее был слишком громким и раздражающим, похожим на бой барабана и гонга.
Чем больше «маленький гонг и барабан» размышляла об этом, тем тяжелее у нее становилось на сердце, и в самый ответственный момент храбрость, которую она так долго собирала для признания, испарилась, как снег под летним солнцем.
Ее мужество исчезло, но их руки все еще были переплетены.
Ей ведь нужно было найти подходящее оправдание? Не могла же она сказать: «Извини, братец, я схватила тебя за руку, потому что подумала, что это чайная чашка».
Поэтому Хун Шао ухватилась за самое глупое оправдание, которое даже Мо Си не смогло бы убедить... и с натянутой улыбкой предложила: