— На закате ворона, озябнув, грустит, у пруда побеги ивы нежны. Если глаза твои не знали горечь разлуки, до седых волос ты сердце не сможешь открыть.
Последние лучи солнца, отразившись от позолоченных карнизов, наполнили галерею и террасу каким-то особым неземным сиянием. Хун Шао почувствовала, как последние обрывки горестных мыслей улетают прочь.
Шаг за шагом она поднималась все выше.
— Нутро разорвано, слезы трудно сдержать, в тяжелой тоске о несбывшемся поднимусь в Терем Сяохун[2]. Понимая, что горы разделили нас, продолжаю цепляться за ограду неволи.
[2] 小红楼 xiǎogōng lóu сяохун лоу «малый красный терем», также 小红 xiǎogōng сяохун в древности называли 14-дневный глубокий траур и одежды для похорон.
Кроваво-красное солнце поглотило ее тень, все вокруг потонуло в лучах предзакатного солнца и опустилось во мрак.
Настало время для долгой разлуки.
После этого Ли Цинцянь остался совсем один в этом мире. Он больше не позволял никому следовать за собой, а ту тысячу золотых каури почти полностью раздал нуждающимся, на себя практически ничего не потратив. Несколько лет спустя, во дворике, где ярко цвели и благоухали пионы, ему, наконец, удалось преодолеть узкое место в своем духовном совершенствовании и создать собственную технику Отрезающего Воду Меча… со звуком, похожим на скорбный плач или удар гонга, взвыл ветер, и воздушная волна разрезала воду на две части.
Следующие сцены из жизни Ли Цинцяня, словно залпы фейерверка, вспыхивали и гасли перед глазами Мо Си.
А потом, словно быстро вращающийся фонарь с картинками замер, и он увидел пустынную гору, заваленную непогребенными останками и белыми костями… Это была известная всему миру битва на Горе Плачущих Дев.
На самом деле, как только Мо Си увидел Хун Шао, поднимающуюся на надвратную башню, чтобы стать одной из жриц царства Ляо, он сразу почувствовал смутную тревогу. Мо Си не был таким наивным, как Ли Цинцянь, и не понаслышке был знаком с безумием людей, стоявших у власти в царстве Ляо, а уж этот таинственный государственный советник вообще был опаснее бешеной собаки. Может, другие и поверили, что эти девушки были нужны для «гадания по звездам и вознесения молитв о процветании нации», но Мо Си думал иначе.
Правители царства Ляо давно обезумели и утратили человеческий облик. Эта страна питалась плотью и кровью людей, поэтому то, что Хун Шао отправилась туда, не предвещало ничего хорошего.
Он вспомнил слухи, которые ходили о Горе Плачущих Дев. Люди судачили, что царство Ляо похитило несколько сотен девушек, после чего их одели как невест и принесли в жертву богу горы. Теперь, связав это с увиденным, Мо Си начал догадываться…
Так уж вышло, что самые худшие его подозрения относительно царства Ляо, как правило, в итоге оказывались верными.
На Горе Плачущих Дев Ли Цинцяню пришлось столкнуться с множеством свирепых призраков обиженных женщин. Так как у него было доброе сердце, даже укротив и заточив эти озлобленные души, он не мог допустить, чтобы они продолжали страдать. Оставив свое Руководство по Отрезающему Воду Мечу младшему брату для хранения и практики, Ли Цинцянь вместе с парой сотен девичьих душ отправился на отдаленный остров, желая помочь им покинуть этот мир.
Естественно, он не мог выпустить их всех сразу, ведь чтобы душа очистилась и вновь вошла в круг перерождений, ему нужно было помочь каждому свирепому призраку освободиться от негативной энергии обиды.
Одну за другой Ли Цинцянь провожал очистившиеся от скверны души девушек, наблюдая, как они уходят, погружаясь в бескрайнее море.
Все призраки были одеты в алые свадебные одежды. Пока эти женщины были полны энергии обиды, они не осознавали себя, когда же порочная энергия покидала их, вместе с ней они теряли и свои воспоминания. Каждый день очередная полная негодования мертвая душа выходила из лампы души, чтобы, очистившись от обид и воспоминаний, покинуть этот мир.
Так продолжалось изо дня в день.
Но чем больше душ выпускал Ли Цинцянь, тем тревожнее становилось у него на сердце, тем сильнее были его страхи... ведь он не мог не заметить, что каждая из этих девушек была слишком похожа на одного конкретного человека.
На ту, что так долго следовала за ним, на ту, что он оставил у лестницы надвратной башни Ляо.
Избавляясь от своих обид, женщины-призраки бессознательно повторяли то, о чем они думали перед смертью, а Ли Цинцяню приходилось выслушивать их всех. Некоторые кричали от боли и плакали, кто-то звал своих родителей, а кто-то бормотал: «Не хорони меня… Не лги мне… Я не хочу умирать…»