«Ломэй».
Мо Си снова и снова прокручивал в голове эти слова и пытался получить от них хоть капельку удовлетворения.
В конце концов он понял, что бесполезно даже пытаться, так как никакого удовольствия этот факт ему не доставлял. Наоборот, чем больше он думал об этом, тем более больным и злым себя чувствовал.
Мо Си не знал, откуда взялись это отвращение и ярость. Разве ему не должно быть приятно видеть, что Гу Ман получил заслуженную награду?
— … — локоть Мо Си уперся в кованые перила. Он хотел согнуть пальцы, но они онемели. Повернув голову, чтобы посмотреть на лицо Цзян Есюэ, Мо Си обнаружил, что его черты стали расплывчатыми и нечеткими.
Он почувствовал головокружение, желудок свело судорогой.
Гу Мана отправили в бордель «Ломэй».
Два года назад.
Мо Си почувствовал, что он должен громко расхохотаться. Это была бы правильная реакция, соответствующая тому, что люди знали о глубокой ненависти между ними. Поэтому он скривил губы и попытался выдавить из себя хотя бы смешок.
Но в конце концов его челюсть свело в жуткой болезненной гримасе.
Перед глазами, казалось, мелькнул знакомый образ. Солнечный свет упал на нежное и красивое лицо, в черных глазах прыгали смешинки:
— Ну здравствуй, младший брат Мо.
Еще один образ. Гу Ман в сиянии славы. В эпицентре шумной своры приятелей он ищет глазами Мо Си, и, когда находит, уголки его глаз приподнимаются, и взгляд становится острым и цепляющим, а затем он одаривает Мо Си искренней сияющей улыбкой.
Помнил он и слова Гу Мана, когда тот получил звание маршала...
Его бесшабашную улыбку и голос, полный бахвальства:
— Давайте, парни, записывайтесь сегодня в мою Ублюдочную Армию и уже в следующем году будете купаться в славе и богатстве.
А потом среди гор трупов и моря крови этот человек кричал:
— Вставайте! Вставайте все! Все, кто еще не сдох, поднимайтесь и идите за мной! Я отведу вас домой!
И потом, как упорно стоял на коленях перед Палатой Золотых Колокольчиков[8], умоляя Государя не хоронить его солдат в братской могиле:
[8] 金銮殿 jīnluándiànцзиньлуаньдянь «палата золотых колокольчиков» — тронный зал (приемная палата), откуда правитель руководит государством.
— Я попрошу армейских целителей опознать трупы. Пожалуйста, это не бесполезная трата ресурсов. У каждого солдата должно быть надгробие с именем и фамилией. Государь, я хочу, чтобы мои братья, наконец, вернулись домой!
Они видели во мне своего командира! Будь то духи или призраки, я хочу вернуть их всех на родину. Я обещал им!
Они не просят почестей, просто быть похороненными под именами, что даны при рождении! Государь, умоляю!
И наконец, когда Гу Ман достиг предела, перед тронным залом раздался полный боли рык раненного зверя:
— Разве рабы заслуживают такой смерти? Если они рабы, то не заслуживают, чтобы их похоронили по-людски? Они также проливали свою кровь за страну, и они отдали за нее свои жизни! У них нет родителей, и их подвиг никем не оценен. Но почему, когда умирает член клана Юэ, Мо или Мужун, ему отдают почести, как павшему герою? Почему мои браться достойны только быть зарытыми, как собаки, в общей могиле?! Почему?!
Это был первый раз, когда Гу Ман плакал перед людьми.
Стоя на коленях, он рыдал навзрыд, сгорбившийся под давлением горя и вины.
Прямо с поля битвы он пришел сюда, даже не сняв окровавленный доспех.На его покрытом копотью лице текущие по щекам слезы оставляли длинные грязные дорожки.
В народе его считали Богом войны, олицетворением надежды на победу на поле боя. Но теперь, стоя на коленях на пороге тронного зала, он был низвергнут и стал похож на те безымянные трупы, за которые так просил.
Палата Золотых Колокольчиковбыла заполнена министрами и генералами, одетыми в свои лучшие официальные одеяния. Многие из них смотрели на потрепанную и вонючую одежду этого нищего генерала с нескрываемым отвращением.
Он же захлебывался рыданиями и выл, как умирающий зверь.
— Я обещал, что приведу их обратно! Умоляю, просто позвольте мне сдержать это обещание!
Но в глубине души даже он знал, что все бесполезно.
В конце концов, Гу Ман перестал умолять и плакать.
Его взгляд потерял ясность. Теперь, словно разговаривая с душами мертвых, он только повторял снова и снова:
— Простите, это моя вина! Я не заслуживаю быть вашим командиром… Я всего лишь раб...
Эти воспоминания, как всегда, причинили Мо Си физические страдания. Казалось, голова вот-вот лопнет от боли. Он не мог удержаться, чтобы не прижать руку ко лбу, пряча лицо в прохладной темноте ладони.