Его сердце было холодным и пустым.
Цзян Есюэ позвал:
— Князь Сихэ… Ты плохо себя чувствуешь?
Молчание. Прошло много времени, прежде чем он услышал бесстрастный голос, чуть приглушенный прикрывавшей лицо ладонью:
— Почему мне должно быть плохо?
Цзян Есюэ посмотрел на него и вздохнул:
— Сколько лет мы знаем друг друга? Нет нужды притворяться сильным передо мной...
Но Мо Си молчал.
Под порывом ветра медные колокольчики на карнизах дворца звенели, ярко-желтые кисточки на занавесках затрепетали на ветру.
— Имя Гу Мана всегда упоминалось вместе с твоим. Вы вместе совершенствовались в Академии Сючжэнь, вместе ходили в бой и даже вместе получали звание. Сегодня ты по-прежнему на вершине мира, он же стал пылью у твоих ног. После стольких лет, что вы провели вместе, сражаясь на равных плечом к плечу, из прославленных Двух Нефритов Чунхуа остался лишь один. Я сомневаюсь, что это могло бы порадовать тебя.
Он замолчал и повернул голову, чтобы посмотреть на Мо Си.
— Кроме того, он ведь был твоим самым лучшим другом.
Мо Си опустил свои длинные, густые ресницы и, наконец, ответил:
— В молодости я был слеп.
— Но даже после того, как он предал страну, ты все еще верил, что у него были причины, и очень долго не хотел признавать правду.
— Я был слепее летучей мыши, — сказал Мо Си, разглядывая капли вина на дне бокала, которые как будто впитали в себя все краски заката. У него не было желания продолжать этот разговор.
— Поднимается ветер. Старейшина Цинсюэ, давай вернемся в главный зал.
Узнав о местонахождении Гу Мана, Мо Си несколько дней не находил себе места.
Сначала он пытался подавить это неоправданное волнение, но со временем его раздражительность только нарастала.
Мо Си знал, что все его страдания от сердечной болезни.
И единственное противоядие было скрыто в публичном доме «Ломэй».
Наконец однажды, когда сумерки сгустились над столицей, конный экипаж подъехал к приметному зданию в северной части города.
Мо Си сидел в темноте с закрытыми глазами. Даже несмотря на то, что он был надежно скрыт от взглядов прохожих темными занавесками, и внутри кроме него никого не было, он все равно держал спину прямо. Его красивое, почти до неприличия, лицо было так похоже на холодную, лишенную эмоций маску, что это даже пугало.
— Господин, мы на месте.
Вместо того чтобы сразу выйти из кареты, Мо Си приподнял занавеску и осмотрелся, оставаясь в тени.
Для этого заведения сейчас наступало самое оживленное время. Двор был освещен духовными огнями, заключенными в девять светильников, установленных в два ряда около входа. Фонари были сделаны в форме цветка зимней сливы, и в их рассеянном свете призывно сияла ярко-красная вывеска:
«Ломэй».
Утренний ветер таит в себе холод зимы и чистоту первого снега. Однажды все в этом мире покроется грязью.
Это место отличалось от обычных борделей. Большинство людей, которые работали здесь, были военнопленными. После того, как их духовные ядра были заблокированы, они стали игрушками для любовных утех мужчин Чунхуа.
— Господин, вы хотите пойти в это место?
Мо Си скользнул взглядом по двору и заметил знакомых ему молодых аристократов. Он всегда недолюбливал этих прожигателей жизни и не хотел бы столкнуться с ними именно здесь. Нахмурившись, Мо Си сказал:
— Давай к черному ходу.
Наконец, карета остановилась у черного входа в публичный дом.
— Можешь ехать. Не жди меня.
Убедившись, что поблизости никого нет, он быстро запрыгнул на карниз и пробрался в темное здание.
Перед тем как пойти сюда, Мо Си изучил планировку публичного дома по архивным записям военного ведомства, так что ему не составило труда без происшествий миновать комнаты обслуживающего персонала и достигнуть Цветочного Павильона, спрятанного в боковом дворике. Накинув плащ, он вошел через главный вход как обычный посетитель. Перед ним был коридор с выкрашенными в красный цвет дверями. Около каждой висела табличка указанием имени, страны и прежней должности человека внутри.
«Ша Сиэжоу — служительница Огненного Культа Ваньку».
«Цинь Фэн — служанка Огненного Культа Ваньку».
«Тан Чжэнь — второй заместитель командующего левым крылом армии Ляо».
«Линь Хуажун — женщина-офицер армии Сюэюй».
Все было организовано так, чтобы клиент, испытывающий недовольство или ненависть к вражескому государству, мог быстро найти подходящую цель для вымещения своего гнева.
Если в комнате находился клиент, имя на табличке светилось красным. Если было свободно — надпись оставалась черной.