Государственный доходный дом «Ломэй» пользовался особой любовью у аристократии Чунхуа. В этом месте они могли делать все, что угодно, и без ограничений реализовывать свои самые извращенные фантазии.
Улыбки, лесть, тела и даже жизни заключенных здесь мужчин и женщин были отданы на откуп знати государства-победителя.
Взгляд скользил по стенам, при ходьбе шелестела одежда. Он шел и шел по коридорам с плохой звукоизоляцией. Стоны страсти из-за закрытых дверей были слишком откровенными и будоражащими. Прямые брови сходились все больше в болезненно-брезгливой гримасе. Сердцебиение ускорилось. Где же Гу Ман? Пройдя мимо десятков комнат, Мо Си все еще не увидел его имени. Он продолжил поиски на втором этаже, и, наконец, в самом дальнем углу, Мо Си остановился перед темной деревянной табличкой, написанной изящным почерком:
«Предатель Чунхуа Гу Ман».
Во всем публичном доме только на этой табличке было «Чунхуа».
Взгляд Мо Си стал тяжелым и мрачным. Стоило ему увидеть эту табличку, в его черных глазах, казалось, вспыхнул темный огонь, но очень быстро этот свет погас.
Он поднял руку и замер, когда костяшки его пальцев были уже в дюйме от двери.
Буквы на вывеске Гу Мана были красными.
Внутри был клиент.
Автору есть что сказать:
Мо Си: — Первая совместная сцена в таком месте? Дайте мне это развидеть!
Ман Ман: — Заткнись уже! Ради меня ты можешь и потерпеть! Я хочу, наконец, выйти на сцену! Я хочу выйти! Хочу под свет софитов! Хочу! Хочу! Хочу!...
Мо Си: — Ладно!... Я дам тебе все, что ты хочешь! Только не трещи как сорока!
Глава 7. Воссоединение 18+
Внутри был клиент.
Мо Си мгновенно захлестнул гнев, но на на смену ему быстро пришли тошнота и отвращение.
От ненависти кровь вскипела в жилах, и тело прошила волна неконтролируемой дрожи.
Но с чего вдруг эта досада и обида?
Имеет ли он право ненавидеть тех, кто пришел, чтобы зажечь табличку на двери Гу Мана? Эти люди просто тратят собственные деньги на развлечения.
Должен ли он ненавидеть князя Ваншу? Он выполняет свой долг и придумал для государственного преступника самое унизительное наказание.
Единственный, кого он может ненавидеть, это Гу Ман.
В конце концов, этот человек сам навлек на себя кару. Никто, кроме него самого, не виноват в том, что он пал так низко. Мо Си же не сделал ничего предосудительного, так почему он должен страдать вместе с этим предателем?
Он уставился на горящие алым буквы на вывеске. Этот цвет обжигал его глаза и, как дурная болезнь, распространялся яростной дрожью по всему телу.
Внезапно Мо Си настигло осознание того, что что-то похожее уже случалось с ним в прошлом. И сейчас он как будто попал внутрь старого кошмара, который так долго старался забыть.
Годы назад… тогда это тоже был бордель. И он также стоял около двери, за которой был Гу Ман, и сгорал в муках невыносимой душевной боли.
В то время князь Сихэ, выполнив порученное ему государем задание, спешно вернулся в столицу. И первое, что он услышал: новый государь лишил Гу Мана должности маршала, поэтому тот дни напролет топит горе в вине и разврате в Цветочном Павильоне Чуньлоу.
Мо Си не поверил и как дурак помчался в то место с дурной репутацией. Ворвавшись в бордель, он, не обращая внимания на перешептывающихся людей, прямо направился к флигелю для «гостей», толкнул тяжелую дверь из сандалового дерева и в глубине спальни увидел знакомую фигуру.
Лицо его было тем же самым, но личность человека как будто подменили.
Гу Ман лежал в дальнем конце кровати, с ног до головы осыпанный женскими украшениями. В курильнице вместе с одурманивающими благовониями тлела золотая бирка, врученная ему когда-то вместе с генеральским чином. Зеленый дым медленно поднимался вверх, окутывая комнату туманной дымкой. Услышав шум, Гу Ман открыл затуманенные черные глаза, и скользнул взглядом по Мо Си. Словно не замечая боли и ярости на лице старого друга, он глупо захихикал.
И что-то треснуло внутри. А потом разбилось на мелкие кусочки, когда Мо Си услышал обращенные к нему слова Гу Мана:
— Это просто секс. Им же можно заниматься с кем угодно. Почему ты так серьезно к этому относишься?
Гу Ман никогда не заботился о таких вещах. Именно по этой причине он так легко принял Мо Си как своего любовника. Когда Мо Си впервые грубо и неуклюже взял его, Гу Ман обхватил его горящее от стыда лицо и прошептал:
— Все хорошо. Твой старший братец[1] Гу Ман сделан из прочного материала. Что бы ты не хотел, я приму это. Пока моему младшему брату[1] это нравится, пока младший брат хочет этого… все хорошо. И ты... ты можешь взять еще... больше…