Гу Ман снова чихнул.
— Притворяешься больным, чтобы вызвать жалость? — чем больше злилась госпожа Цинь, тем пронзительнее и громче становился ее голос: — Посмотри на себя! В твоем разбитом горшке вообще когда-нибудь что-то было? С тех пор, как ты здесь появился, от тебя одни убытки!
— ...
— Даже если из-за распоряжения князя Ваншу я не могу наказать тебя должным образом, никто не помешает мне убить собаку, которую ты держишь на заднем дворе.
Гу Ман все это время молчал, но, услышав угрозу убить собаку, прошептал:
— Я делаю все, что мне говорят.
— Ты за дуру меня держишь?
— Они отказываются давать мне деньги. Ведь я… — Гу Ман чуть замялся, — …предатель.
Прятавшийся за ширмой Мо Си опять почувствовал, как на него накатывает злость. Несмотря на то, что он не мог видеть лица Гу Мана, голос его звучал так спокойно, как будто он просто констатировал очевидный факт. Не было ни вины, ни смущения. Для него слово «предатель» не давило камнем, а было легким, как перышко.
— Предатели не должны просить денег, — сказал Гу Ман. — Мне сказали, что я должен делать все бесплатно.
Сквозь щель в ширме Мо Си мог разглядеть только спину понуро стоявшего Гу Мана.
— Я ведь в долгу перед ними.
Госпожа Цинь задохнулась от злости и дыма. Восстановив дыхание, она язвительно прошипела:
— Конечно, ты — предатель, но каким образом это касается меня? Да, ты у них в долгу, но я управляю борделем, а не богадельней. Я не могу себе позволить ежедневно терять деньги! И ладно бы это была только упущенная выгода, но из-за тебя страдает репутация моего заведения! Гости всегда недовольны тобой! Сколько раз я тебе говорила, что прислуживая аристократам, ты не должен просить денег, но обязан сделать так, чтобы они сами захотели заплатить тебе. Все зависит от тебя и твоих способностей удовлетворить и уболтать их. Я всегда могу развести клиента на деньги, но что насчет тебя? Великий генерал Гу, может попробуешь для начала убедить хотя бы меня?
Гу Ман молчал. Через некоторое время до ушей Мо Си донесся крик госпожи Цинь:
— Чего ты так смотришь на меня?! Ты вообще в своем уме!? — ее пронзительный вопль определенно должен был достигнуть небес. — На колени! — взвизгнула женщина.
Мо Си был уверен, что Гу Ман не встанет на колени, а если и встанет, по крайней мере, не сразу.
Но в очередной раз все пошло не так, как он ожидал. Без следа эмоций на лице, как будто даже не осознавая унизительность происходящего, Гу Ман опустился на колени перед женщиной.
— … — Мо Си впечатал руку в холодную стену рядом с ним, кровь прилила к ушам, в голове зазвенело.
Гу Ман в самом деле…
Прежде, чем эта мысль сформировалась в его мозгу, тишину комнаты нарушил легко узнаваемый звук удара хлыста о плоть. Он прошел множество жестоких битв и повидал в своей жизни много жестокости, но этот звук проник прямо в сердце Мо Си. Его зрачки сузились, спина стала влажной от холодного пота.
Сквозь щель между планками ширмы он видел Гу Мана, стоящего на коленях перед госпожой Цинь. Эта мегера, собрав в ладони духовную энергию, сформировала из нее алый хлыст и обрушила его на спину несопротивляющегося мужчины. Ее злость наконец нашла выход, и теперь она с удовольствием выплеснула весь свой гнев на Гу Мана. После двадцати или тридцати ударов, когда она совершенно выбилась из сил и исчерпала свою духовную силу, женщина убрала хлыст.
На протяжении всей экзекуции Гу Ман не проронил ни слова, даже стон не сорвался с его плотно сжатых губ. Казалось, что он вообще потерял чувствительность к боли и унижению.
Удовлетворенная госпожа Цинь снова закурила. Сделав несколько глубоких затяжек, она несколько расслабилась и продолжила, как ни в чем не бывало:
— Ты ведь понимаешь, что предатель еще более отвратителен, чем враг? Раз так, будь более усердным и постарайся развлечь их так, чтобы они ушли от тебя удовлетворенными и счастливыми. Только тогда они будут давать тебе деньги.
Гу Ман медленно повторил, как будто стараясь понять смысл:
— Развлечь…
— Если и в следующем месяце ты ничего не заработаешь, не только гости будут бить тебя, но и я не пощажу! Подумай об этом! — сказав это, госпожа Цинь ушла.
Когда Мо Си вышел из-за ширмы, Гу Ман все еще стоял на коленях спиной к нему. Он казался совершенно отрешенным от мира. Ворот был широко распахнут, обнажая спину. Бледная кожа от изгиба шеи и ниже была испещрена красными рубцами, которые легли поверх старых шрамов.