Голова Мо Си взрывалась от множества вопросов. Гу Ман был не похож на себя: слишком тихий и покорный, сам себе на уме, совершенно равнодушный к собственной судьбе, жизни и смерти. Было так много вещей, о которых Мо Си хотел бы спросить его, но при виде сочащейся из ран крови и сукровицы, все, что смогли породить его губы, было самое простое:
— Все раны на твоем теле нанесены этой женщиной?
— Не все, — Гу Ман поднялся с пола. — Большинство посетителей приходят сюда, чтобы побить меня.
— ...
— Она бьет больше всех.
Не удостоив Мо Си даже взглядом, он направился за ширму.
Мо Си хотел спросить что-то еще, но в этот момент увидел, как Гу Ман снял окровавленную одежду и отбросил ее в сторону, затем взял таз с водой и вылил на себя.
На этой обнаженной спине как будто кто-то написал боевое магическое заклинание, ведь одного взгляда на нее хватило, чтобы бесстрашного Мо Си бросило в холодный пот. В какой-то миг ему показалось, что он видит кошмар наяву.
В воспоминаниях князя Сихэ спина Гу Мана была похожа на натянутую тетиву лука: прямая, широкая в плечах и стройная в талии. Он помнил лишь несколько шрамов на гладкой коже, но и они были на груди и животе.
Однако сейчас в тусклом свете свечи князь Сихэ увидел совсем другую спину. Шрамы от хлыста, зарубцевавшиеся раны от ножа, уродливые следы от ожогов, а сверху свежие кровоточащие рубцы. На этой спине Мо Си не смог найти нетронутой пытками кожи… Как же это, должно быть, больно.
Но Гу Ман вел себя так, как будто ничего не произошло. Холодной водой он небрежно смывал кровь, обтирая раны полотенцем.
Противоречивые чувства[1] переполняли сердце Мо Си. Все вопросы замерли на его губах. Он не хотел смотреть, но не мог отвести глаз.
[1] в оригинале «пять вкусов смешались в сердце Мо Си»; 五味 wǔwèi увэй — пять вкусов (сладкое, кислое, горькое, острое, соленое); пять приправ (уксус, вино, мед, имбирь, соль).
Перед глазами всплыла картина из прошлого. На заднем дворе духовной школы Гу Ман беспомощно смотрит на него и вздыхает:
— Младший брат, ты слишком усердно работаешь над собой. Как ты еще ноги передвигаешь? Давай, обопрись на меня.
Он вспомнил, как на поле боя они стояли спина к спине и поддерживали друг друга в минуты смертельной опасности. Когда, казалось, настал их последний час, Гу Ман рассмеялся:
— Наши враги напирают сворой, как бешеные собаки. Если сегодня нам суждено умереть здесь, во всей округе не сыскать ни одной прекрасной дамы, чтобы составить нам компанию. Я единственный, кто может последовать за тобой, так что, надеюсь, ты не будешь слишком придирчив.
Туман воспоминаний рассеялся. Мо Си сглотнул и, прочистив пересохшее горло, спросил:
— Где мазь от ушибов?
Гу Ман посмотрел на него так, будто не понимает, о чем речь:
— Мазь от ушибов?
— А бинты?
— Бинты?
В этот момент Мо Си сам не знал, что за чувство захватило все его существо: гнев или ненависть, обида или необъяснимая боль.
— У тебя есть хотя бы склянка кровоостанавливающего порошка?
Гу Ман прекратил обмывать раны и оглянулся на него. Через некоторое время он, наконец, понял, о чем его спрашивают, и покачал головой:
— Не нужно, так пройдет.
И, как ни в чем не бывало, продолжил смывать кровь холодной водой, досуха вытирая раны полотенцем. Затем он подошел к небольшому шкафу, достал помятое исподнее и надел его.
Наблюдая это небрежное отношение к собственному телу и внешнему виду, Мо Си почувствовал себя еще более взбешенным.
Он видел множество военнопленных. Среди них были люди, сохраняющие свои идеалы до конца, такие, кто беспрекословно принял свою судьбу и склонил голову, потерявшие волю к жизни и те, кто готов был предать ради собственного спасения.
Но Гу Ман не был похож ни на одного из них. Мо Си не мог понять, о чем он думает в данный момент. В нем не осталось и следа того человека, которого он знал когда-то. Как будто даже душа его бесследно исчезла, оставив тело, лишенное того, что люди называют человечностью.
Ни слез, ни смирения, ни страха, ни жалоб.
Кажется, он даже не испытывает боли.
Понадобилось время, чтобы Мо Си смог собраться с духом и спросить:
— Гу Ман, скажи мне, чего ты все-таки хочешь?
Не то, чтобы он ждал, что получит ответ на этот вопрос. На душе было очень тоскливо, и эти слова сами сорвались с губ.
Но кто бы мог подумать, что Гу Ман ответит ему.
— Хочу денег, — его голос был полон неподдельной искренности.
— ...
— У других есть, у меня нет. Никто не дает.
Мо Си внимательно изучал выражение лица Гу Мана, пока он говорил, медленно выговаривая каждое слово. И чем больше он наблюдал, тем сильнее становилось странное чувство неправильности происходящего.