Теперь, когда опасность миновала, у него появилось время, чтобы задать давно назревшие вопросы, но стоило взгляду упасть на безмятежное лицо Гу Мана, Мо Си почувствовал себя так, словно в его сердце снова вонзили нож.
Какой теперь смысл в расспросах. Лучше уж уйти, а то кто знает, что еще может случиться, если он останется здесь.
В этот момент Гу Ман внезапно нарушил молчание:
— Он боится тебя.
— ...
— Ты тоже его боишься.
Мо Си, чувствуя себя оскорбленным подобным предположением, повернул голову и посмотрел на него:
— С чего мне его бояться?
— Боишься, что он узнает тебя.
— …
Мо Си немного помолчал. Хотя он больше не злился, но лед в его глазах все еще не растаял:
— К тебе это не имеет никакого отношения.
— Значит, он узнал тебя?
— Нет, — голос Мо Си звучал твердо и холодно. Как будто никогда горячее дыхание этого человека не согревало губы Гу Мана.
— Но он видел твой знак...
— Такой жетон есть у каждого значимого чиновника из Военного Ведомства, и он неименной, — Мо Си застегнул застежку на рукаве, и с его губ невольно сорвалось: — У тебя был такой же.
Гу Ман выглядел несколько удивленным:
— У меня?
Этот невинный вопрос задел его за больное. Мо Си больше не желал продолжать этот разговор и просто не мог и не хотел оставаться в этом месте ни минутой больше. Поэтому, толкнув дверь, он ушел, не прощаясь и не оглядываясь.
На улице холодный ночной ветер ударил в разгоряченное лицо. Мо Си пытался унять огонь в своем сердце, но снова и снова терпел неудачу.
«Душа разбита... Не в своем уме… Ха-ха-ха… Не в своем уме?!»
Порыв холодного ветра ударил в лицо. Покрасневшие уголки глаз резануло, как ножом.
Он так долго хотел поставить точку в их отношениях, но, в конце концов, все, что он получил, это подвешенное в бесконечности многоточие.
Кто это сделал? Кто сделал это с ним?!
Страна Ляо? Мужун Лянь? Или в конечном итоге Гу Ман не смог вынести унижение, и сам выбрал забвение. Чем больше он думал об этом, тем более разбитым себя чувствовал. В итоге печаль захватила его сердце и душу.
Умственно неполноценный...
Почему так болит сердце? Правда в том, что когда-то Гу Ман подарил ему дружбу и искупление, не прося ничего взамен. Мо Си сделал все, чтобы вернуть этот долг. Он практически положил свою жизнь, чтобы вернуть его на верный путь!
Что еще он должен ему? За что испытывает вину? Была ли душа Гу Мана повреждена или нет, сошел ли он с ума или нет, какое это теперь имеет отношение к нему?
Посреди пустой улицы в непроглядной темноте Мо Си замер как вкопанный. Он снова и снова пытался выровнять дыхание, делая глубокие и медленные вдохи.
Годы одержимости одним человеком кончились ничем. Внутри осталась только пустота.
Он больше не мог контролировать дрожь тела. Внезапно в его ладони вспыхнул огненный шар. Собрав весь свой гнев, Мо Си вложил его в огонь и с силой швырнул огненный шар в реку. С громким ревом огонь встретился с водой и с шипением превратился в облако синего дыма[3].
[3] 青烟 qīngyān цинъянь — синий дым; дьявольский/призрачный/магический дым.
Гу Ман подвел его.
Только Небесам ведомо, как сильно он хотел услышать от Гу Мана: «В прошлом я отрекся от тебя, оставил, предал, обманул... Но я искренне сожалею об этом. Я все еще волнуюсь за тебя».
Но теперь он не может мечтать даже об этой малости. В конце концов, все, что ему осталось — это умственно неполноценный идиот, который даже не помнит его имя?! Почему?!
В отчаянии он закрыл глаза. Столько лет Мо Си жил с твердой уверенностью, что смог избавиться от своей одержимости этим человеком, но, как оказалось, все это время он обманывал себя.
Гу Ман все еще был слишком важен для него.
Именно с этим мужчиной многое в его жизни случилось в первый раз. Первый раз, когда он усмирил демона, первый раз, когда он открыл кому-то душу, первый раз, когда сражался с кем-то плечом к плечу...
В тот год, когда ему исполнилось двадцать, и он, наконец, стал совершеннолетним, в ту самую ночь, возможно, он выпил слишком много вина, но, скорее всего, вино тут было ни при чем...
И он сделал это с Гу Маном в первый раз.
Мо Си все еще помнил, как он смотрел на него тогда. Гу Ман всегда очень заботился о сохранении лица, особенно когда речь шла о его славе покорителя женских сердец. Несмотря на то, что уголки его глаз стали влажными от слез, а губы распухли от поцелуев, он все еще дерзко хвалился своими любовными похождениями.