Оказывается это было так давно.
Мо Си с горечью подумал: «Почему я не могу отпустить это прошлое, почему не могу забыть?»
Выпив так много, он неизбежно почувствовал опьянение. Но Мо Си не хотел потерять способность мыслить, поэтому, когда Ли Вэй наклонился, чтобы налить ему еще, он покачал головой. Ли Вэй подчинился, подумав про себя, что его господин и в этом выделялся среди прочих. Мало кто мог вот так обуздать желания и вовремя остановиться, если дело касалось хорошего вина или плотских желаний.
— Что ты думаешь обо мне и Гу Мане? — вдруг спросил Мо Си.
Подумав какое-то время, Ли Вэй нерешительно пробормотал:
— Э… не… не слишком хорошая пара[4]?
[4] 配 пэй pèi — достойный партнер (для брака); подходить друг к другу (обычно о супругах), быть равным кому-то.
— …Думаешь, что двое мужчин могут составить «не слишком хорошую пару»? Вижу, ты тоже слишком много выпил, — Мо Си пристально посмотрел на него. — Попробуй еще раз.
Ли Вэй лишь улыбнулся и сказал:
— Ох, про ваши с ним отношения? Все знают, что сейчас все очень плохо. А в прошлом… — Ли Вэй задумался, прежде чем продолжить. — Ранее мне не посчастливилось служить рядом с вашей светлостью, однако я слышал, что вы и Гу Ман поддерживали друг друга со времен обучения, затем стали братьями по оружию, двойной звездой армии Чунхуа, а также… ох, больше мне ничего не известно, остальное — не более чем слухи. Люди говорили, что вы с маршалом Гу тогда были довольно близки. Однако я слышал и рассуждения о том, что в те времена в общении Гу Ман был подобен солнцу, которое готово всем дарить свое тепло, а вы были лишь одним из многих, кто тянулся к его свету.
Мо Си лишь кивнул головой, никак не комментируя услышанное.
Друзья со времен обучения, братья по оружию, два звездных генерала армии Чунхуа.
Именно так большинство людей и видели их прошлые отношения. На первый взгляд, ничего постыдного.
Ли Вэй с любопытством спросил:
— А что было на самом деле?
— Я и он? — Мо Си вдруг тихо рассмеялся, его ресницы опустились, скрывая горечь и боль в глубине глаз. — Неловко вспоминать и лучше не говорить об этом, — помолчав, он медленно повторил, — лучше бы мне не говорить об этом.
Никто в Чунхуа не поверил бы, что когда-то для Мо Си Гу Ман был как чистый родник для умирающего от жажды путника.
До встречи с ним Мо Си был амбициозным, ответственным, решительным и бесстрашным, но самым главным чувством в его сердце была ненависть.
В пору ранней юности он искренне относился ко всем людям, но что получил в ответ? Его отец пал на поле боя, мать стала предательницей, дядя[5] учинил смуту в доме. Даже слуги презирали его. На словах называя его молодым господином, все они следовали указаниям его дяди. Вокруг не было никого, кому он мог бы довериться.
[5] 伯父 bófù бофу — старший брат отца.
В то время он думал лишь о том, что сделал не так, чтобы заслужить такой удар от судьбы.
Именно тогда в его жизнь вошел Гу Ман.
Тот Гу Ман был скромным, добрым и честным парнем. Имея прискорбно низкий статус, он не таил ни на кого обиды и не указывал на чужие недостатки. Когда Мо Си впервые отправился вместе с ним подчинять монстров, то постоянно демонстрировал свой дурной нрав, грубил и провоцировал его, но Гу Ман принимал все с улыбкой, искренне сопереживая трудностям других людей, хотя его собственная участь была незавидна.
Он постоянно упорно трудился, пытаясь вдохнуть жизнь в каждое посеянное семя добра, в надежде на то, что когда-нибудь оно прорастет и зацветет пышным цветом.
Так, притворяясь Мужун Лянем, чтобы получить лекарство, он ясно осознавал, что будет наказан и даже, возможно, потеряет право изучать основы совершенствования в Академии Сючжэнь, но все равно пошел на это. После того, как о его деянии стало известно, он стоял на коленях на платформе для наказаний, даже не пытаясь оправдаться. Сияя улыбкой, Гу Ман тогда нахально заявил, что поступил подобным образом потому, что это было весело.
Какой раб выбросит на ветер свой шанс выбиться в люди только ради того, чтобы развлечься?
Было очевидно, что Гу Ман пожалел сельских жителей, которые страдали от эпидемии малярии, не имея возможности излечиться.
Этот парень был слишком чувствителен к чужой боли.
Но из-за своего рабского статуса, из-за своего жалкого положения низшего из низших Гу Ман не мог позволить себе даже прошептать «я хотел спасти этих людей». Стоило ему сказать что-то подобное, и он был бы жестоко высмеян окружающими его дворянами. Даже если он вскроет свою грудь и покажет им свое разрывающееся от боли сердце, они будут только смеяться над его страстным желанием помочь, презирать его доброту, высмеивать его самонадеянность и хохотать над его искренностью.