«Посылаю вам с посланным лошадь. Я не могу вернуться к вам, так как женился на мисс Адаме и основал свое хозяйство.
Небольшой разговор об уличной толпе
Перевод ?
— Как я вижу, — заметил высокий джентльмен в сюртуке и мягкой фетровой шляпе с широкими полями, — еще одного вагоновожатого в вашем городе чуть не линчевала разъяренная толпа за то, что он зажег сигару и прошел пару кварталов по улице.
— Вы думаете, она бы его линчевала? — спросил ньюйоркец, сидевший с ним рядом на паромной пристани в ожидании парохода.
— Только после выборов, — сказал высокий человек, откусывая уголок от плитки жевательного табака. — Я провел в вашем городе достаточно времени, чтобы иметь право судить об этих толпах. Толпа вагоновожатых — самая безобидная из них всех, за исключением Национальной гвардии и съезда портных.
Видите ли, когда мама посылает маленького Вилли Голдштейна за поросячьими ножками, а он, крепко сжимая в кулачке полученный от нее никель, всегда с особой осторожностью переходя через трамвайные пути футов за двадцать впереди идущего трамвая, вдруг резко поворачивает назад, чтобы спросить у матери, что ей нужно: светлый эль или катушка белых ниток номер восемьдесят, то вагоновожатый издает пронзительный вопль и давит на тормоза с такой силой, с какой футболист посылает с близкого расстояния мяч в сетку ворот. Раздается ужасный грохот, треск, пронзительный визг, и вот результат: Вилли сидит у предохранительной решетки трамвая с разорванными штанами и льет горькие слезы из-за того, что потерял серебряную монету.
Через десять секунд трамвай окружают шестьсот разъяренных граждан. Все они орут: «Линчевать вагоновожатого! Линчевать вагоновожатого!» Некоторые бегут в ближайший сигарный магазин за веревкой. Но как выясняется, там только что порезали последнюю на куски и прикрепили к ним по этикетке. Сотни возмущенных участников толпы угрожающе надвигаются на съежившегося вагоновожатого, рука его заметно дрожит, когда он вытаскивает пепсиновую жвачку из кармана и отправляет ее в рот.
Когда жаждущая крови толпа озверевших граждан окружила плотным кольцом вагоновожатого, а некоторые, принеся походные табуретки, расселись перед ним, а все дружно скандировали «Линчевать его!», полицейский Фогарти начал протискиваться сквозь них по направлению к намеченной толпой жертве.
«Хэлло, Майк, — тихо сказал ему вагоновожатый, — что мне делать: бежать отсюда через весь квартал или ты меня спасешь от расправы?»
«Ну, Джерри, если ты не против, — сказал полицейский, — то позволь мне самому прежде справиться с этой разъяренной толпой. Что-то я давненько не разгонял линчующую толпу, кажется, со вторника, но она была тогда невелика, человек триста всего, они хотели вздернуть мальчишку-итальянца за то, что он продавал червивые груши».
«Хорошо, Майк, — сказал вагоновожатый, — всегда готов тебе угодить. Кажется, я побледнел, весь дрожу».
Так и было на самом деле. Тогда полицейский Фогарти вытаскивает свою дубинку и кричит:
«Эй, вы, черт вас подери! Пошли вон!»
И через восемь секунд вся толпа рассеялась, все отправились по своим делам, за исключением сотни тех, кто все же остался, чтобы поискать потерянный Вилли никель.
— Я что-то никогда не слыхал, чтобы толпа прибегла к насильственным действиям в отношении вагоновожатого при несчастном случае, — сказал ньюйоркец.
— С какой стати, — сказал высокий. — Толпа ведь знает, что вагоновожатый не виноват, он даже не переедет бродячую собаку, если сумеет вовремя затормозить. Она знает, что ни один человек среди них не завяжет удавку на горле даже кошки, которую судили, осудили и приговорили к казни в полном соответствии с законом.
— В таком случае, почему они все такие разъяренные, почему прибегают к таким угрозам — линчевать? — спросил ньюйоркец.
— Только для того, чтобы вселить уверенность в вагоновожатого, — ответил высокий, — убедить его, что он в полной безопасности. Если бы они на самом деле захотели его укокошить, то могли бы подняться на третий этаж и сбросить оттуда из окна ему на голову несколько кирпичей.
— Нет, ньюйоркцы не трусы, — сказал кто-то еще, чуть надменно.
— Никогда, в одиночку, — тут же согласился с ним высокий. — У вас в городе полно первоклассных драчунов. Я бы охотнее сразился с тремя, чем с одним. Я готов выступить против целой толпы жертв газового треста, но побоюсь оказаться лицом к лицу с парой граждан в темном углу, когда у меня на животе поблескивает серебряная цепочка от часов. Когда перед вами один или два, вы тушуетесь, вас подводят нервы. А когда перед вами толпа, вы уверены в себе, вы хорошо себя чувствуете. Спросите у дорожных патрулей, у Джорджа Д. Картеля, в полицейских будках на Кони-Айленд. Если вы разъединены, то выстоите, если объединены, вам хана.