— Привет, йорни, — сказал он подошедшей Айрин. — Как прошло?
— Да чтоб я так знала, гел, — проворчала девушка, тяжело опускаясь рядом с ним. Если она и была удивлена, то никак не показывала. — Полез. Там же не широко, можно в стенки упираться и руки-ноги переставлять. Я смотрела, пока Берти совсем не скрылся в темени.
— И что, — недоверчиво вздёрнул бровь Пети, — ты даже не заявишь чего-то вроде: «Если с ним что-то случится, я тебя убью?»
Айрин вздохнула. Секунду или две созерцала Воронка, меланхолично объедавшего какой-то особо вкусный кустик, потом повернулась к ангелу:
— Я, конечно, идиотка редкостная, но не настолько же. Если с Берти случится, то мы так и так подохнем, когда эти прилезут. Я-то буду сторожить Грааль, пока смогу, да и ты тоже. Лучше скажи, как ты меня расколол. Неужто фонит? Берти вроде не заметил.
Ветер стих. Наконец-то сквозь рваное облачное кружево проступило солнце — и гел с наслаждением расправил крыло ему навстречу.
— Нет, — он рассеянно улыбнулся, — фон биополя безукоризненный. Но свою разработку полной рекурсии я как-нибудь узнаю. И то, как ты смотрела на тех бойцов и на Дани. Ты ведь солдат, да? Расскажи мне про себя и про Штефана, Айрин. Нет, Берт о нём ничего не рассказывал, но больше некому, я уверен. Мы с ним вместе это всё… Шефан мой… был моим лучшим другом, пока не решил меня убить.
Девушка нехорошо глянула исподлобья, но, видимо, что-то для себя передумала и покривила губы в подобии улыбки.
— У нас все солдаты. Но я была справным лейтенантом. Я вообще-то совсем недавно про Стефана поняла. Ну, что он такой же, как Берт. Но с Берти мне всё равно, а со Стёпой до ужаса обидно стало. Ладно. Одинаково я тут хотела ждать, пока мой вернётся. Или пока Древо не рухнет к свиньям. Почему б не поболтать с понимающим чел… гелом?
Она поплотнее завернулась в куртку и начала рассказывать.
Глава 24. … чашу сию (часть вторая)
Со всеми вопросами —
к взрослым.
А если мы сами —
взрослые?
Нулевая точка
Мир перевернулся как-то незаметно. Берт не осознал, когда вместо спуска по узкой каменной кишке начался подъём, хотя, что странно, лез он не в кромешной тьме. Протяжно подвывал сквозняк, мысли гуляли где хотели, поэтому гел далеко не сразу понял, что переставляет конечности в другом порядке, а ёжикова шляпа не норовит съездить по уху жёстким краем. Если и сопровождали его какие-то зловещие потоки антиэнергии, то Берт не обратил на них внимания.
Айрин. Конечно же, Айрин занимала его мысли, не давая сосредоточиться на предстоящей работе, на судьбе Гелио, да и всего Древа. Вообще ни на чём, кроме тёмных с золотыми искорками глаз, кроме гибкого тела, жадных губ; кроме протяжных, всхлипывающих вздохов и нервного, неразборчивого шёпота. Думать, что чудо случилось в первый и единственный раз, было невыносимо. Обламывая ногти о каменные выступы, Берт яростно стискивал зубы, проклинал нечаянную активацию первой ступени: казалось, что он всё бесповоротно испортил, что Айрин поняла и никогда не будет с ним, даже если повезёт вернуться. И снова — бездонные карие омуты, упругая, скользкая от пота кожа под пальцами, влажный блеск белых зубов, оскаленных в любовном безумии.
Только уже когда показался вверху зыбкий отсвет солнца Бабилона, он кое-как опомнился. Понял, что дико устал и вот-вот сорвётся. Притормозил, потом и вовсе остановился, уперев ступни и спину в стенки Грааля. Восстановил сбитое дыхание, как учил инструктор.
Итак, в нескольких метрах над ним — неведомый древний город, в котором гелы были всего раз: установили Башню и ушли навсегда. Из оружия — меч, чья заточка оставляет желать лучшего. Тяжеленная железяка по пути вниз и наверх отбила Берту всё, до чего смогла дотянуться. Возможно, её стоило отцепить и скинуть в Грааль, к святым ёжикам и их ехидной матери, но раз не сообразил од сих пор, то уже нет смысла. Остатки аптечки — жалкие, способные лишь обмануть ложной надеждой. Смена одежды, немного еды, наспех собранной Айрин в посёлке. Ах да, ещё складной ножик, гельский, многофункциональный, которым Берт срезал грибы и потрошил рыбу. Остальные мудрёные ножиковые инструменты в условиях почти дикой природы как-то не понадобились.
Ну и самое противное — полная неопределённость действий.
«Разрушив Башню, — сказал Пети, неестественно улыбаясь, — мы уберём ключевое, глобальное вмешательство в прошлое. Разомкнём временное кольцо, дадим всем энергопотокам течь своим ходом, вернём естественный баланс тёмного и светлого. Да, гелы, йорны и люди потеряют ген бабли, но это не худшее, что можно потерять. Нормальный же парень ваш Стас…» Айрин тогда вцепилась в руку Берта, словно Фирс — клещами в брусок металла. «А что будет с теми, кто уже живёт? — спросила она. — Сейчас и туточки живёт?» «Не знаю, — ответил ангел. — Я не знаю, Айрин. Пробовал считать, когда вернулся с Паолы, но там такие погрешности… Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Может, шестьдесят на сорок в сторону приличного исхода». «А неприличный это…» — начал Берт, чтобы заглушить тянущее чувство в области сердца. Пети посмотрел на него, как на идиота, хотя обычно контролировал эмоции безукоризненно. «В любом случае, — сказал он, возвращая доброжелательное выражение лица, — текущее положение вещей — стопроцентная гибель Древа. Мне кажется, что, если выпадет первый камешек — рухнет лавиной. И боюсь, первый камешек уже выбит».
Берт резко вытолкнул воздух сквозь сцепленные зубы, попросил ноги и руки трястись поаккуратнее и полез к свету.
*
От этой жары было невозможно спастись. Застройка немного защищала от прямых лучей злого солнца, но не от жары. Она казалась осязаемой, и Берт ощущал, как невидимый эфир теплород проникает в каждую складку кожи, в каждую пору, вызывая нестерпимое жжение. Его распирало жаром, будто тесто в кадушке. Берт обливался потом, а ненавистный меч обжигал через рубашку и то тряпьё, в которое его замотали для конспирации. Не имея возможности отдать накопленное тепло окружающей среде, старый железный убийца щедро делился с хозяином.
Вавилон оказался потрясающе маленьким. Даже сквер перед Зданием казался Берту больше легендарного города, не говоря уже о центральном парке Гелио, где можно гулять целый день, не пройдя дважды по одной дорожке. Узкие и грязные улочки Вавилона, забитые крикливыми предками гелов, напоминали кипящий в тесной кастрюле городских стен суп. Река, делившая город надвое, щедро подливала из соусников-лодок в разноголосое варево пряную приправу — разномастных иноземцев. Вавилон жил своей обычной жизнью: шумел, торговал, музицировал, совокуплялся, строил, жрал, дрался, орал, танцевал, вонял… В общем, плевать хотел на одного из многих — диковатого белобрысого чужеземца с бестолковым мечом за спиной. Берт умел быть незаметным, вибрациями биополя не давая сосредоточить на себе нежелательное внимание, но всерьёз это умение пока что пригодилось всего дважды. Первый раз — чтобы войти в город мимо стражи, и второй — чтобы украсть с базарного прилавка несколько лепёшек, когда кончились его скромные припасы. Воду он брал из каналов, щедро разбросанных по городу, фильтровал через крайне полезную шляпу и пил. Местные фильтрованием не утруждались, но они привыкшие, а Берт брезговал.
Он бродил по Бабилону, не понимая, что здесь делает. Ещё он не понимал здешних наречий, разве что некоторые отдельные слова, да и то неясно — правильно или нет. Бабли не был языком Бабилона, вот в чём соль. То есть катастрофа. И это не единственное и не худшее, в чём соврала программа гипнообучения. Худшее в том, что Берт не видел Башни.
Картинка, знакомая каждому птенцу — величественный зиккурат в изразцовых узорах — отсутствовала в нулевой точке Древа. Берт излазил все кирпичные строения Вавилона и не нашёл ничего похожего. Строений, собственно, было немного, поэтому успел их обследовать дважды, а сколько-то подозрительные и трижды. С городской стены, открытой по мирному времени для зевак, обозревал окрестности с тем же результатом. Пришёл к выводу, что колесница по верху стены не проедет, хоть тресни.