В метро была толкучка. Она уже давно не ездила в метро. Её начало подташнивать, закружилась голова, и Эмма чуть не упала. Спутницы подхватили её под руки. В вагоне было тесно, но вскоре народ стал выходить, и Эмма села. С трудом вздохнула.
Потом был автобус, электричка. Сошли с поезда, когда уже стало темнеть. Шли через лес. Высоченные сосны с белыми пушистыми заснеженными лапами, тишина, протоптанные в снегу дорожки. Эмма сильно устала. Но вскоре усталость прошла.
Вот уже вдали стал виднеться просвет. А это что такое, замаячило что-то кирпичное, какие-то здания. Каменная белёная стена, за ней – строения, трёхэтажный широкий дом, поодаль ещё домик, высокое что-то…
– Вон уже и монастырь виднеется, – весело сказала Вера. – Вон там наши кельи, а там – гостевой дом, а там вон – колокольня, а слева – наш храм, – размахивала она рукой в синей варежке.
– Всё, почти пришли, – произнесла Надя низким грудным голосом.
На какое-то время Эмма отключилась. Двигалась по инерции. Давали себя знать усталость, болезнь, непривычность. Пришла в себя уже в монастыре. В небольшой прихожей её спутницы снимали с неё дублёнку. Вошла женщина лет сорока в просторной чёрной одежде, в апостольнике и с большим крестом на груди. Бледное тонкое интеллигентное лицо, очки в тонкой металлической оправе, глубокие серые глаза.
– Благословите, матушка, – сказали обе послушницы. – Вот Эмма.
– Рада тебя видеть, деточка, – сказала матушка, подошла и обняла Эмму. – Я матушка София, игуменья нашего монастыря. Добро пожаловать.
Эмма смутилась. Видимо, матушка приняла её за подростка, за несчастное маленькое беспомощное существо. Они же ничего о ней не знают! Их ввёл в заблуждение её теперешний жалкий вид!
Ей стало стыдно.
– Голодная, наверно, деточка? Идём скорее в трапезную.
– Кто у нас сегодня трапезарь? – повернулась к матушке Надя.
– Лена, новенькая трудница, – ответила матушка. – Но она на коровнике. Ведь все уже поели.
– Да я сама накормлю, – сказала Вера, и помчалась на кухню.
В большой трапезной стояли длинные столы и два маленьких столика, один – с иконами. Светло, тепло, уютно. На стенах – обои цвета весенней травы с оранжевыми, словно солнечные зайчики, цветочками.
Вера принесла грибной суп, овощное рагу, и компот. Суп был сварен из сушёных белых. Это так отличалось от однообразной больничной пищи! Эмма сразу же набросилась на еду. Потом были творог, молоко, печенье, мармелад. После этого Эмму сморило, и Вера отвела её, полусонную и плохо уже соображающую, в келью. Эмма легла в постель и провалилась в глубокий сон.
Проснулась она утром и не сразу поняла, где находится. Длинная узкая комната с тремя кроватями. На одной из них лежит она, Эмма. Две другие заправлены. У кроватей низкие полированные деревянные спинки. Сверху – коричневые в клеточку шерстяные пледы. Стоят тумбочки, а на стенах – полки с иконами. Сбоку – встроенные шкафы.
Шторы раздвинуты, светит солнце в окно, видны ветви берёз. Эмма потянулась и сладко зажмурилась. Но вот солнце исчезло, набежали облака, и стало сумрачно. Вскоре за дверью кельи послышались слова молитвы. Эмма не знала, как положено отвечать, и громко чихнула. Вошла матушка и, лучезарно улыбаясь, спросила ласково:
– Ну, как ты, деточка? Как себя чувствуешь?
– Неплохо, – отозвалась Эмма. – Спасибо.
– Ну так вставай скорей и приходи в трапезную, – сказала игуменья и вышла.
В трапезной было полутемно, из окон падал полусонный свет и видно было, как густо валит снег. Эмма снова увидела длинные столы, ещё один небольшой стол – матушкин, и ещё совсем маленький столик, покрытый вышитой скатёркой, на котором стояли иконы и лежал крест, а над ним висела на цепочках и теплилась лампадка.
Вошла круглолицая румяная женщина в голубом платке и серой юбке, улыбнулась Эмме и сказала:
– Ну вот мы и проснулись, Спаси Господи! А я – Лена. Я здесь недавно, пока – в чине трудницы. Вот, я тебе яичницу пожарила. Все уже на послушаниях, – она поставила перед Эммой тарелку с глазуньей, тарелочку с ломтиками брынзы и мелкими красными помидорами, и блюдо с бутербродами.
– Монастырь у нас маленький, народу мало, поэтому работы очень много, – продолжала Лена.
– А что это за монастырь? – спросила Эмма.
– Женский ставропигиальный, – ответила Лена, и одёрнула кофту. – Здесь хорошо, спокойно. В маленьких монастырях всегда лучше, чем в больших. Все как-то ближе друг к другу, родней, как семья, и конфликтов меньше.
– А что, бывают конфликты? – удивилась Эмма.
– Бывают, увы, – вздохнула Лена.
Эмма с удовольствием поела, выпила кружку парного козьего молока, и решила помочь труднице.