- Я помогал им с зарубежными контрактами. Я был осведомителем, - наконец, говорю я.
- А сейчас нет? – спрашивает она.
- Я здесь, чтобы защищать тебя, - что-то в этих словах заполняет мою грудь гордостью. Как будто это работа, для которой я готовился всю свою жизнь. Я руководил подлыми преступниками и научился считывать их эмоции. Я был превращен в оружие, призванное защищать это совершенное создание, которое, уверен, хочет каждый, но только я смогу держать их всех в страхе. Это – цель моей жизни, и я не облажаюсь с этим. Она нуждается в моей защите. Она нуждается во мне. Даже если это неправда, сама мысль наполняет меня гордостью, мое прошлое кажется не таким грязным, потому что я готовился к этому. К ней.
Она замолкает на мгновение, а потом я ощущаю ее взгляд на себе, пока смотрю вперед на дорогу.
- Как ты назвал меня на кухне?
Мне хочется выругаться за промашку, но не могу отказать ей в том, чего она просит.
- Красавицей.
После этого признания следует еще одна долгая пауза, и я не понимаю, оскорблена она или рада этому.
- А как я могу называть тебя? – ее голос тихий, но я слышу в нем улыбку, и мое сердце затопляет радостью от этой мысли.
- Иван, - отвечаю я, оглядываясь и замечая, как ярко засияли ее зеленые глаза.
- Нет, я имею в виду прозвище, - она задумывается на секунду. – Как тебя зовут друзья?
- У меня нет друзей, - отвечаю честно.
Она закатывает глаза и игриво бьет меня по руке.
- Ладно уж, буду твоим другом. Господи. Хватит умолять.
Когда я улыбаюсь ей в ответ, на ее щеках легкой тенью проступает румянец, и это так мило. Самое совершенное из того, что я видел в жизни. Никогда бы не подумал, что розовый может быть таким красивым.
- Ну, друг. Как мне можно тебя называть?
- Разве «Ивана» недостаточно?
Она постукивает пальцем по своему подбородку, как будто обдумывает это.
- А что-нибудь по-русски?
Сама мысль о ее попытках заговорить по-русски и смешна, и соблазнительна. Я бы с удовольствием уложил ее под себя и шептал бы пошлые фразочки на родном языке. Мне приходится остановить себя от этой скользкой дорожки, иначе, это может привести к неприятностям.
- Возможно, когда ты что-нибудь придумаешь, я научу тебя этим словам, - это лучший компромисс, который я могу предложить.
- Я бы этого хотела, - она выглядывает в окно и указывает на одно из парковочных мест.
- Можешь припарковаться там. Я могу дойти оттуда.
- Я провожу тебя, красавица. Пожалуйста, посиди немного, и я помогу тебе выйти из машины.
Она отводит от меня взгляд, но я замечаю улыбку, растягивающую ее губы, перед этим. Я паркуюсь, а затем обхожу машину, чтобы открыть дверь и протянуть для нее свою руку. Я ощущаю мягкость ее ладони и участившееся биение ее сердца. Оно соответствует биению моего, и что-то во всем этом вызывает во мне собственнические чувства по отношению к ней.
Она выходит из машины, и как бы мне не хотелось отпускать ее руку, я это делаю. Я достаю ее сумку и несу вместо нее, пока мы идем к школьному городку. Большой железный забор огораживает периметр и внутренний двор прямо за ним.
- Ну, ладно, если ты пойдешь так дальше, то это будет похоже, будто ты моя нянька, а не друг, - она улыбается мне, и ее глаза лучатся добротой. – Я буду на той скамейке в обед, если ты захочешь присоединиться ко мне.
Она указывает на скамейку под кленом, и я киваю.
- Я не настаиваю. Некоторые из телохранителей ждали меня целый день, некоторые – нет. В любом случае, увидимся здесь в три.
- Хорошего дня, Пенелопа, - желаю я, и она тихонько смеется. Мне нравится этот звук и хочется услышать его снова. – Разве я сказал что-то неправильно?
- Все правильно. Это было мило. Твой английский очень хорош, просто немного правильный.
Я киваю, не желая снова смущаться.
Протягиваю ей сумку, и она забирает ее. Наши руки соприкасаются, и на мгновение мы замираем. Ощущение ее нежной кожи на моей грубой татуированной ладони не похоже ни на что, что я испытывал прежде. Она невинна и чиста, а я – полная противоположность. От этой мысли стоило бы отстраниться, но вместо этого я провожу указательным пальцем по внутренней стороне ее запястья и замечаю, как расширяются ее зрачки. Черный поглощает насыщенную зелень, и я могу рассмотреть желание в ее глазах. Я влияю на нее точно так же, как и ее присутствие сдвигает все возведенные мною стены.
Я разрываю эту связь, отступив на шаг назад, и пытаюсь сделать то, что считаю правильным. Мне нужно соблюдать дистанцию, а потом объяснить Пейдж, что я больше не могу выполнять эту работу. Что я в каком-то роде опасен, и мне нельзя доверять. Но только от одной мысли о ней и ком-то другом, находящимся так близко, мое сердце разрывается пополам. Она – моя. Я чувствую это где-то глубоко внутри, в месте, о существовании которого я даже не подозревал.