— Знаешь, по-моему, тебя как-то неправильно воспитывали.
— Нормально меня воспитывали, не хуже, чем тебя, — Егор снова потянулся и протёр глаза. Устав наверное штудировал. А утром прадеду экзамен сдавал.
Я не успел ему ничего ответить, потому что стена, заменяющая тут дверь, начала медленно подниматься вверх. Совет принял решение и был готов его объявить.
Если честно, заходя обратно в зал Совета, я волновался. Ну а вдруг им что-то померещилось или ещё какая мысль пришла в голову, и меня сейчас быстро укоротят ровно на голову. Такая возможность была очень маловероятна, но всё равно присутствовала. Егор взглядом указал мне на всё тот же стул, на котором я сидел до тех пор, пока меня не выгнали из зала.
— Надеюсь, в него не вставили снизу кол и не превратили всё-таки в сиденье раздумий? — я криво усмехнулся, проходя на середину арены.
— Пока не попробуешь, точно не узнаешь, — Егор отошел в сторону.
Странно, но на меня не надели браслет. То ли Егор забыл про него, то ли он на данном этапе не требовался. В любом случае, браслет находился у меня в кармане и забирать его никто не торопился. Я осторожно сел на стул. С них станется гадость какую-нибудь придумать. Зал снова заполнился наследниками, которые смотрели на меня: кто с уважением, кто с любопытством, а кто и со страхом. Водников-то точно не выглядел таким же уверенным, как в тот момент, когда впервые зашел в этот зал.
— Совет готов огласить вердикт, — со своего места поднялся прадед, и я тоже вынужден был встать, чтобы заслушать решение стоя. Зачем вообще садился — не понятно.
— По основному пункту обвинения — предумышленное убийство в рамках действия Кодекса, Константин Керн признан полностью невиновным. Данное обвинение снимается за отсутствие состава преступления. — Я закрыл глаза. Уф, нет, я, конечно, не сомневался, ну, почти, но всё равно испытал облегчение. — Однако, в ходе слушанья в действиях Константина Керна Советом было замечено неуважение и демонстрация пассивной угрозы всем находящимся в зале кланам в лице их глав и наследников. — Я распахнул глаза и уставился на Ушакова. Чего? Когда это я угрожал и выказывал неуважение. Да у старых маразматиков совсем крыша протекла? — В связи с этим на Константина Керна налагается личный штраф. Он должен будет предоставить на нужды Совета на безвозмездной основе обруч памяти. Константин Витальевич, вам есть, что сказать Совету?
— Я не согласен с последним пунктом, — процедил я, обводя всех присутствующих тяжелым взглядом.
— Вы можете обжаловать решение в течение месяца. Дело Керна закрыто, — и Ушаков отвернулся от меня, поворачиваясь к трибуне. Нет, вот же твари. Да им просто обруч захотелось заполучить вот и напридумывали демоны знает чего. Но я буду обжаловать. Не то что мне обруча жалко, его скорее всего будут всё-таки не в личных нуждах использовать, но тут дело принципа. Вот и посмотрим на что нам такой штат юристов, и не нужно ли их слегка проредить. — Попрошу посторонних покинуть здание Совета. Членов Совета прошу задержаться, у нас на обсуждении еще пара вопросов.
— Минутку, — поднялся запитый мужик и посмотрел на меня мрачным взглядом. — Керн, ты обещал Белову что-то нам показать. Если для тебя это принципиально, то я голосовал «против».
— Я не собираюсь отказываться от своего слова, — мне удалось гордо задрать подбородок. — Но я ничего не буду демонстрировать до того момента, пока не уйдут все, кто к Совету не имеет отношения.
— Это разумное требование, — и мужик повернулся к соседям по трибунам. — Молодежь, давайте, пошевеливайтесь. — И сел на место.
Когда наследники и Егор заодно покинули зал, я снова надел обруч. На этот раз я более тщательно выбирал воспоминание. А то, мало ли что. Может меня обвинили в неуважении из-за лапочки Назара Борисовича, причины же озвучены не было. Так что демонстрация была короткой. Допрос Снежиной, её яростная речь, сумасшедший смех и непосредственно гибель.
Когда я снял обруч, то в зале царила оглушающая тишина. Помотав головой, приходя в себя и мысленно посочувствовав Егору, дав себе слово, что Ушаков получит обруч последним, я посмотрел на того пропитого мужика, а затем перевёл взгляд на Белова, который не мигая продолжал смотреть на экран, ничего не замечая вокруг.
— Костя, иди отсюда, — раздался тихий голос прадеда. Я кивнул, и ушел, предварительно сунув обруч за пазуху. Браслет-блокиратор продолжал лежать у меня в кармане и теперь уже стало очевидно, что про него просто все забыли. Так что он будет не трофеем, а компенсацией, если мне всё-таки придётся штраф платить.
В коридоре меня ждали Егор и Вольф.
— Надо отпраздновать счастливое избавление, — провозгласил Вольф.
— Не думаю, что у меня будет время. Сейчас навещу деда, потом доложусь матери, а потом рвану к Анне. А то она, поди, уже обрадовалась, что помолвка вот-вот разорвется по естественным причинам из-за гибели жениха. — И тут я заметил, как эта спевшаяся за столь короткое время парочка переглянулась. — Что?
— Керн, ты меня просто поражаешь, — всплеснул руками Вольф. — Ну неужели ты не знаешь даже того, что после объявления помолвки до самой свадьбы вам нельзя встречаться наедине?
— Почему? Мы ведь всё равно помолвлены, — я недоуменно посмотрел на него.
— Да потому что, кретин, что после свадьбы ни у кого не должно возникнуть сомнений в твоем отцовстве при рождении первенца. А они могут возникнуть, если ребенок родится слегка недоношенным, — Вольф закатил глаза. — Так что только при свидетелях и желательно в общественных местах.
— Охренеть, — только и сумел вымолвить я. — А если помолвка на год растянется?
— Ну вот так, — развел руками Егор.
— Так, пошли, к деду, к маме — это святое, а Аньке по телефону позвонишь и отчитаешься. Ну а дальше что-нибудь придумаем, — и Вольф потащил меня к выходу, а сзади шел Егор, которого, похоже, отпустили отдыхать, и он теперь не прочь поразвлечься.
Глава 8
Первым местом, куда мы поехали на машине Вольфа, был мой дом. Надо было успокоить мать и переодеться для начала. Ну и денег взять. Понятие празднования у Вольфа может быть весьма специфическим, так что лучше подготовиться.
В машине почти не разговаривали. Правда, Вольф несколько раз пытался начать тему того, что увидел в моих воспоминаниях, но быстро затыкался, не развивая тему дальше первых фраз. Вообще, если судить по тому, что я успел услышать, каждый находящийся в зале человек увидел в них что-то своё. И переубеждать было бесполезно. Ну и что, что ты там был? Я видел и поэтому знаю. Кто-то вон вообще всё время пытался клеймо производителя на утятнице Назара Борисовича рассмотреть. Такие пошлости как захват дома, столкновение с убийцами, помощь деда, да даже гибель Великого князя, его вообще не волновало. Ну подумаешь, сколько всяких разных захватов было, а вот ружье такое я впервые вижу.
— Я всё-таки не совсем понимаю, почему меня судил Совет кланов, а не Императорский суд? Речь ведь шла о преднамеренном убийстве. Я, кстати, это не отрицаю, убивал я эту плесень вполне осознано. — На этот раз Вольф был не в курсе нюансов, и мы вместе посмотрели на Егора. Тот неохотно оторвался от созерцания мелькавшего за окном пейзажа и ответил.
— Здесь был задействован Кодекс кланов. Совет просто решал, опираясь на факты, было ли нарушение Кодекса с твоей стороны или нет. Ситуация была двоякой, поэтому и созвали Совет. Видишь ли, статья шестая Кодекса определяет пределы того, что ты можешь делать, защищая свой дом и семью. Скажу так, при нападении на тебя, ты вообще ничем не ограничен. Но тут вроде бы нападения уже не было, и, как написал в докладе Подоров, им не было видно со своего ракурса, что именно происходило в галерее. Ну, тут ваш архитектор виноват, нехер было такие широкие ограждения делать, что из-за них ни черта не видно. — Добавил он и снова отвернулся, но потом добавил. — Кодекс — это не просто книжка, написанная когда-то. Это своего рода магический договор, определяющий права кланов и заключаемый с каждым новым главой. При подобных ситуациях, если он, ну не знаю, не возражает, или поручается за вердикт Совета, то значит согласен с ним.