— А в суде нет глав кланов, и совершенно точно, поэтому судьи не могут рассматривать подобные дела, — добавил я. — Понятно. Если бы Совет признал за мной нарушение Кодекса, то дальше меня судил бы имперский суд?
— Не признал бы, — уверенно ответил Вольф. — Это было бы прецедентом прямого нарушения прав на защиту, прописанную в той самой шестой статье. В данном случае, когда интерпретировать сделанное можно было как угодно, признан был бы вердикт Совета, каким бы он не оказался. Вот поэтому я и говорил, что ты весьма неаккуратно поступил. Надо было как-то незаметнее всё решить, тогда бы прецедента вообще не возникло бы, и ты спокойно остался дома, вместо того, чтобы ежедневно кошмарить бедного охранника.
— А, так это я его кошмарил почти ежедневно. Ну-ну. Кстати, наши юристы тебе ещё в чём-то пригодились?
— Они ещё работают. Аудит — это серьезное дело с полпинка за один день не проводится. Ты вообще представляешь, сколько им бумаг надо поднять и перепроверить каждую строчку?
— Нет, хвала богам, не представляю, — я покачал головой и, следуя примеру задумчивого Егора посмотрел в окно.
— Кстати, а та огромная книга, заключенная в круг, которая висит под куполом — это и есть Кодекс в изначальном виде? — Вольф так же, как и многие впервые попал в зал заседаний, в то время как Егор там уже бывал, если судить по его уверенным действиям. Наверное, председателю время от времени требуется помощник и он берет правнука, по-другому я такую осведомленность объяснить не могу. — Я слышал, что все решения остаются в нём. Просто огромный памятник истории нашей Империи.
— Вроде, я не знаю, не видел, — пожал плечами Егор. — Его опускают иногда, но ни разу в моей жизни не открывали. Наверное, не было такой потребности. Всё равно каждое решение фиксируется и пересылается в архивы Императорской канцелярии. Этот артефакт предназначен немного для другого, как ты понимаешь.
Понимает Вольф или нет, мы так и не узнали, потому что машина остановилась у моего дома.
Входить в просторный холл и не видеть встречающего тебя Назара Борисовича было немного непривычно. Я огляделся по сторонам. Здесь всё уж вычистили до блеска, а кое-где виднелись следы свежего ремонта. Я посмотрел вверх и чуть сместился в сторону. Именно здесь стояли император и Подоров. М-да, действительно. Лестничные перекрытия переходили в ограждение галереи и представляли собой широкие и массивные мини колонны. Перила также отличались внушительным размером. Раньше я не обращал на это внимания, ну лестница и лестница, у многих такие же или похожие. Дед сидел на полу возле стены, а Павел сидел рядом. Да отсюда только их головы и видно было, да и то с трудом. Я переместился к лестнице. Подоров бежал ко мне, когда я выстрелил. И отсюда он видел только меня. Да, и Вольф и Егор были правы, стоило мне сделать небольшой шаг вперед и присесть, и меня тоже стало бы плохо видно. Ну, все мы крепки задним умом.
Я огляделся. Мне некого было даже спросить, дома ли мать, и где она может находиться. Вольф с Ушаковым остались в машине, и ждать им придется довольно долго, пока я обойду весь дом, заглядывая в каждую комнату. Потому что мама могла быть где угодно, учитывая, что почти каждая комната могла быть повреждена и загажена, и поэтому требовала ремонта.
Уже развернувшись, чтобы начать поиски с библиотеки, я услышал звук шагов и холл вбежала, запыхавшись, молоденькая горничная, кажется, Ксения.
— Константин Витальевич, вас отпустили, это такое счастье, — и девчонка упала мне на грудь и зарыдала.
— Ну-ну, всё хорошо. Как вам удалось спастись? — я немного отстранил её от себя, глядя на опухшее от частых слёз глаза.
— Назар Борисович, как только всё началось, за какие-то две минуты собрал нас всех и запер в подвале. А потом выпустил и сказал, что это вы нас всех спасли, но вас всё равно арестовали. А потом стало плохо Виталию Павловичу, и его вместе с Назаром Борисовичем куда-то увезли, и они всё ещё не вернулись, — девчонка всхлипнула, а я из её бессвязной речи понял лишь то, что она понятия не имеет, что произошло на самом деле. Но вот тот факт, что удалось сохранить прислугу, не мог меня не радовать.
— Ксюша, всё будет хорошо. Передай остальным, что Назар Борисович и Виталий Павлович в больнице и скоро вернутся. Я это точно знаю, — она вздохнула, и кивнула. — А теперь ответь мне на очень важный вопрос, где моя мать и где Громов?
— Егор Васильевич сейчас занимается охраной дома. Всё полностью меняют. Эти же... они всё раскурочили и всех охранников убили, — Ксения снова всхлипнула. — Он связался с кем-то из армейских друзей и теперь они как-то по-другому всё налаживают, не так, как было раньше, — я кивнул, ничего не понятно, но потом у самого Егора узнаю.
— Он дома? — я перебил девчонку, иначе вообще никуда не смогу отсюда уйти.
— Нет, куда-то уехал, — ну, хвала богам об одном выяснили.
— А моя мать? — я старался быть терпеливым. Девчонка итак еле держится, сомневаюсь, что, если прикрикну, то толку больше будет.
— Мария Витальевна в желтой гостиной. Она сильно пострадала, и Мария Витальевна думает, как лучше всё исправить.
— Очень хорошо, спасибо, милая, дальше я сам, — и, отпустив девчонку, которую держал за плечи, я буквально взлетел на второй этаж.
Мать стояла посреди комнаты из которой вынесли всю мебель и осматривалась по сторонам. На звук открывшейся двери она обернулась, несколько секунд просто смотрела на меня, а потом быстро подошла и порывисто обняла.
— Костя, ты дома, — она уткнулась мне в шею, и я почувствовал на обнаженной коже теплую слезу.
— Дома, не плачь, всё будет хорошо, — я осторожно её обнял и поцеловал в макушку. — Меня там Ушаков с Вольфом ждут, чтобы отмечать удачное завершение этого дела поехать.
— Да-да, поезжай. Только постарайся снова в газеты не попасть, ладно? И переоденься.
— Угу, — я ещё раз её обнял, а когда отстранился, то увидел, что она улыбается сквозь слёзы. Махнув мне рукой, мать промокнула глаза платком и повернулась ко мне спиной, вновь погрузившись в созерцание комнаты, наверное, представляя, как и что здесь будет располагаться.
Моя комната не пострадала. Сюда просто не успели добраться. Так что всё здесь оставалось таким же, каким было, когда я выбегал отсюда.
— А вот прибраться могли бы, — я покачал головой. — Паразит тоже пострадал и вряд ли ему было дело в первые дни до горничных.
Быстро переодевшись, я нашел в столе свою банковскую карту, и пошел к машине. На обратной дороге я никого не встретил. Дом как будто вымер. Но ничего, Назар Борисович вернётся, сразу же всю тоску выбьет, будут как тараканы шуршать по углам, несуществующую пыль с картин вытирать, а то так и помереть можно, не дозвавшись на помощь.
— Мы уже грешным делом подумали, что тебя надо вытаскивать, — проворчал Вольф, когда я забрался в машину.
— И что со мной могло такого случится в собственном доме, что меня надо было оттуда вытаскивать? — лениво поинтересовался я.
— Утонул в женских слезах, и это я не про твою мать сейчас говорю, если что, — вместо Вольфа мне ответил Егор. — Признайся, Керн, ведь есть же несколько молоденьких горничных, которые та-а-а-к сильно о тебе беспокоились...
— Не надо так откровенно завидовать, — парировал я, не открывая глаза. А может, ну его, это празднование? Останусь лучше дома, отосплюсь в родной постели нормально.
— Было бы чему, — фыркнул Егор. В машине воцарилась тишина, но не напряженная, а вполне уютная. Я даже не заметил, как задремал, пока мы ехали до Центральной клиники.
— Керн, ты к деду идёшь? Или постоим, посмотрим на клинику, да и поедем отсюда? — голос Вольфа заставил меня встрепенуться.
— А что, мы уже приехали? — я протёр глаза, выглянул в окно и вышел из машины.