Я набрала номер Эльзы. Когда-то она была моей подругой. Когда моего папу убили — она вдруг исчезла из моей жизни. Резко. Раз — и навсегда. Струсила. И оставила меня один на один с моей огромной болью.
Прошло время. Мы не слышались 10 лет. Потом я узнала, что у неё случился рак. Она смогла выкарабкаться. И я была очень рада за неё. В какой-то момент наши пути пересеклись, но того сокровенного слова «дружба» уже я к ней отнести не могла. Но это была единственная ниточка, которая была в зоне доступа, чтобы получить мгновенные ответы на возникшие технические вопросы. «Привет». — «Привет», — тревожно ответила она. «Эля, у меня рак… Всё очень серьёзно. Прогноз плохой. Впереди очень сложная операция. Мне нужно настроиться. Мне нужно себя подготовить. Скажи мне, пожалуйста, что меня ждёт? Это больно?..» В трубке возникла пауза… «Эля, мне нужно быть готовой. Я знаю, Ты с этой темой знакома ближе. Не жалей меня, пожалуйста. Мне необходимо знать самые сложные точки и повороты. Если я буду к ним готова морально, то мне легче их будет вынести физически. Вырежут очень много органов. Как потом без них? Как долго будет всё заживать? Как всё будет ощущаться? ЭТО потом всё очень больно?» — «Да». — «Насколько?..» И Эльза начала свой рассказ: «Сначала Ты ослабеешь. Тебя перестанут держать Твои ноги. Совсем… перестанут. Ты похудеешь. И станешь весить как пушинка. Тебе будет очень больно. Организм Твой резко начнёт перестраиваться, и у Тебя будет ежедневный жар, как при температуре 40. Твои кости будет выворачивать. Но если Ты выдержишь — начнёшь себя вытаскивать. Главное — раньше начинай двигаться…» Я её слушала, и слёзы медленно катились по моим щекам. Меня начало медленно потряхивать. Я смотрела в одну точку и не могла поверить, что это происходит со мной. Эльза честно рассказывала и рассказывала мне много «технических» моментов, которые меня ожидали. Я была в ужасе. Но только сегодня я понимаю, насколько наши с ней ситуации были разными. Потому как ТО, что ждало меня впереди, — не стояло и рядом с её описанием. Моя ситуация оказалась намного серьёзнее, чем у неё.
Я положила трубку и разрыдалась в голос. Мне не хватало воздуха. Смогу ли я всё это выдержать? Я подошла к открытому окну и посмотрела в небо. Оно было как бездна. Оно было таким огромным. Бездонным. И по сравнению с этой глобальной космической красотой — где-то здесь, в одной маленькой съёмной московской квартире плакал один маленький человек со своим огромным и страшным горем…
Мне вспомнился день, когда я поехала на свой двухсотый благотворительный концерт в Общественную палату Российской Федерации — для детишек, неизлечимо больных редкими заболеваниями. Организаторы мне объяснили, что это те, кто уже никогда не выздоровеет. У каждого из них не было шанса. Тогда я первый раз взяла с собой мужа, чтобы он вблизи посмотрел и другую часть моей сложной работы. Не там, где большая сцена или подиум, вспышки фотокамер и блеск софитов, а там, где распахнутые глаза надежды, сотни маленьких глаз, которые смотрят на Тебя, такую красивую и здоровую, и как бы спрашивают взглядом: «Ведь правда всё будет хорошо?»… Я пела для них, подбадривала, мы играли, фотографировались. И потом уже, когда я зашла в лифт, который вёз меня оттуда, — я увидела потерянный взгляд мужа. Я тоже была потеряна. Сердце разрывалось на кусочки, и я понимала, что в следующий приезд я уже многих из них не застану в живых. Как им выжить? Как их родителям с этим жить?.. В холле стояла огромная красивая новогодняя ёлка. И я не предполагала, что ровно через год, глядя на новогодние игрушки, я буду задавать тот же самый вопрос — КАК жить? — только… САМОЙ СЕБЕ. И уже тогда в лифте, в ту самую секунду — оказывается, я уже была тяжело больна и даже не догадывалась об этом.