Старушка говорила, как заведенная, и Магура понял, что заставить ее умолкнуть, тем более увести супруга, не удастся.
«Способна кричать до утра, а время поджимает. Легче разоружить роту юнкеров, справиться с тремя налетчиками, нежели проводить работника музея в Смольный».
Лапин сделал к жене несмелый шаг.
– Верунчик, умоляю успокоиться. Ты же слышала, что необходима моя помощь как специалиста по западноевропейскому искусству минувших веков. Как-никак я единственный не только в столице, а и во всей стране, кто досконально разбирается в искусстве Италии, Франции, Испании, других стран, не раз приглашался для экспертиз новых поступлений в музеи.
– Это точно, знаниями богаты, – подтвердил Магура.
Вольдемар Лапин поднял дрожащую руку с оттопыренным указательным пальцем, привстал на цыпочки.
– Слышала? Я нужен, притом позарез и сейчас. Проведу консультацию и тотчас вернусь, беспрекословно выполню все необходимые процедуры. Кашель, к счастью, прошел, температура нормальная…
Он не успел договорить, жена резко перебила, загнала мужа в угол.
– Помолчи, береги горло, тебе вредно разговаривать! Может начаться бронхит, он перейдет в воспаление легких, от которого два шага до кладбища! Эти революции окончательно сведут с ума! Людям давно не до твоего искусства, для них главное – демонстрации, митинги, манифестации! Требуют мира, а сами взялись за оружие! Какая может быть консультация, когда на улицах стреляют? Чем напрасно спорить, пытаться меня разжалобить, давить на сознательность, полоскай рот и пей молоко с содой!
Лапин горестно вздохнул, вышел из угла к матросу.
– Не знаю, как вас называть – господин или товарищ, но она, – Лапин кивнул на жену, – ни за что не отпустит, ляжет на пороге, не даст через себя переступить. За годы супружества я достаточно хорошо изучил ее характер. Если не потеряли желание увести меня, то арестуйте.
Просьба удивила матроса.
– Не было такого приказа.
– А вы без приказа, иначе она, – искусствовед кивнул в сторону жены, – встанет стеной, которую ничем не прошибить, настоит на своем, как уже бывало не раз. Нам ее не переубедить. Ничего не остается, как увести под конвоем.
Магура понял, что старик во многом прав и, вытянув из деревянной кобуры маузер, щелкнул курком.
– Одевайтесь и потопали!
Старушка плюхнулась в кресло.
– Верунчик, я вынужден подчиниться силе, – Лапин чмокнул жену в щеку, замотал шею шарфом, влез в пальто, нахлобучил на голову шляпу. Спускаясь по крутой лестнице, он продолжал разговор: – Прежде довольно часто привлекали к оценке полотен, скульптур. Безошибочно определял возраст произведений, их авторство, легко отличал фальшивку от оригинала. Не хвастаясь, скажу, что до ухода со службы справедливо считался лучшим специалистом. До войны с Германией удостоился поездки в Древний Рим, где быстро обнаружил ряд подделок, доказал, что оригиналы находятся в других галереях, за что наградили большой медалью Академии…
На улице Лапин направился к остановке, забыв, что в позднее время трамваи не ходят.
– Нам в другую сторону, – поправил Магура.
– Но Императорская картинная галерея, как и Русский музей, именно там, куда направляюсь.
– Нам в Смольный, – уточнил матрос.
Лапин замер, точно одеревенел. О том, что Смольный институт занят несколькими партиями, искусствовед был достаточно наслышан, к тому же кадетский листок «Русь» называл членов РСДРП(б) германскими шпионами, продавшими Россию за тридцать сребреников, открывшими врагам фронт, зовущими к бунту, который приведет к страшным бедам, разрушениям, смерти ни в чем не повинных. У Лапина не было оснований не верить газетам. Из печати и разговоров услышал прежде незнакомые слова «Советы, комиссары, ревком», имена Ульянова-Ленина, Троцкого, Зиновьева, Рыкова, других лидеров большевиков. Законопослушный искусствовед считал императора отцом Отечества, царскую власть незыблемой, дарованной Богом. Когда стало известно об отречении Николая II, отправке его с семьей в сибирскую ссылку, решил, что наступил конец России, надеяться больше не на что и не на кого.
– Простите, я кажется ослышался. Вы изволили назвать Смольный? – заикаясь, спросил Лапин. – Извините, вы большевик?
– Точно так, – подтвердил матрос.