А то принять ислам и сладость подчиненья,
Чтоб дал мне добрый Бог в стране каникул место.
Я не могу забыть сквозняк с душком отъезда
В расколах наших слов и жизней расплетенье.
Процесс заката дня пошел часы считать;
Для наших жалоб адресата больше нету.
По мере тленья каждой новой сигареты
Процесс забвенья оттесняет счастье вспять.
Вот шторы - кто-то их придумал как соткать,
А кто-то в серый цвет окрасил одеяло,
В котором угнездясь, я вытянусь устало.
Покой могилы мне не суждено узнать.
Постижение-пищеварение
Когда устанет жизнь и перестанет нас
Как прежде удивлять, когда, неторопливы,
Нас будут окружать потоки стертых фраз,
Когда иссякнут дни, когда замрут приливы,
Среди оскомину набившего добра,
На миг расправившись, наш орган постиженья
Как шарик сдуется - ему придет пора
Вслед легким совершать ритмичные движенья.
И вдруг окажется, что мудрость - это блеф,
Что пустотою мы дышали, как в колодце,
И наши косточки сгниют, заплесневев,
Пищеварением надежда обернется.
Пищеварением, предложенным взамен
Минувшей жизни,- жизнь червей и их личинок.
И что теперь страдать, когда забьет суглинок
Хоть и не сдавшийся, но усмиренный член?
Старый придурок
И все-таки любил я этот мир порою,
Дурацкий солнца свет, что, не жалея сил,
С утра меня согреть в постели норовил,
Мгновенья сладкие знакомы мне, не скрою,
Объятья жаркие и пальцев робких, белых
Прикосновения, их нежность и тепло.
Я знаю, как стучит кровь и ликует плоть,
Блаженство ширится и заливает тело.
В шезлонге в сумерках я грезил о слиянье
Двух тел, все думая о том, как смерть близка
В тот миг, когда в нас жизнь, казалось бы, крепка,
Об угасающем в закатный час желанье…
* * *
Жизнь отвращала: не скрывал
Язв перевязочный пакет.
Мне страшно было, я страдал,
Закат встречая и рассвет.
Все листья растерял каштан,
Отцвел иллюзий пустоцвет;
Какой-то траурный дурман.
Я зубы сжал - вот мой ответ.
Мне нужно было нож купить
Еще тогда, в пятнадцать лет.
Хотел бы я красавцем быть -
Само собой, сомнений нет.
* * *
Вокзал притягивал юнца:
К тебе я ехал вновь и вновь.
Я был настроен на любовь:
На вопрошанье без конца.
Такому ритму поезда
Меня сумели подчинить.
Вспять двигался я иногда:
В тринадцать лет куда спешить?
Нам жить и жить.
* * *
Впервые с женщиною переспал я где-то в Греции, на пляже;
Ночное море
Во тьме дышало рядом.
Уж больно романтично,
Сам знаю, не дурак,
Но было правда так.
И набегали волны,
Шептали волны,
И, как они, зыбка
Судьба была пока.
Я накануне вплавь отправился на остров,
Такой, казалось, близкий.
А там теченье, что ли,-
Я так и не доплыл,
Едва назад вернулся.
Я еле выгреб, чуть живой,
Уж думал - все, конец.
Мне было страшно грустно,
Что так сейчас и утону.
Жизнь виделась безбрежной
И солнечной насквозь,
И умереть в семнадцать лет,
Ни с кем не переспав,
Казалось так обидно.
Иль смерть задеть должна,
Чтоб жизнь узнать могли мы?
У всех нас плоть жадна,
Затем что уязвима.
* * *
На пляже казино - как рубка,
И все темнее синева
Небесная. Твои едва
Прикрыты бедра мини-юбкой.
Густа украшенная белой
Камелией волос копна.
От ласк твое трепещет тело,
И с нами заодно луна.
* * *
Распущены волосы,
Платье с глубоким вырезом -
Она глядит на меня доверчиво.
Постель не убрана,
Птицы ходят меж кедрами,
Сегодня у нас воскресенье.
Глянул в зеркало,
Надо приготовить кофе,
Мусорное ведро полно.
Ее взгляд стал жестким,
Она хватает чемодан;
Все - по моей вине.
Нищего рвет в метро,
Пассажиры отходят подальше.
Прибывает поезд.
* * *
Заря - сама альтернатива,
Так часто Аннабель твердила.
День дрейфом был без перерыва,
Безжалостная ночь давила.
Вокруг пластмассовых сплетений
Ее сандалий всё кружили
Эгоцентрические тени.
А органы свое отжили.
Заря была еще одним
С далекой юностью прощаньем.
Давно все стало ей чужим,
И жизнь ее была скитаньем.
Салат готовя, то и дело
Она тихонько напевала.
Уж полдень! Умирало тело.
Смирясь, она себя ласкала.
* * *
Она жила, как в бонбоньерке,
В мирке салфеток, кукол, пялец;
Шел дождь и проходил, и солнце проходило
Над домиком ее,
Где лишь часы на стенке били, да скоплялось
Все больше вышитых вещиц
Для ребятишек трех сестер ее замужних.
Детишки у сестер,
А у нее самой
Роман был роковой -
И никого с тех пор.
Осталось шить да грезить,
Потупя в пяльцы взор.
За домиком в полях трава была пышна,
Цвел дикий мак местами;
Там иногда часами
Могла ходить, ходить без устали она.
* * *
Уходит солнце,
И меркнет свет,
Но не сдается -
Живет поэт!
Луна мертвее,
Чем лед и прах,
Но и под нею
Поэт - монарх!
А день манящий
Встает вдали,
Как шар, летящий
За край земли,
Где пылью пухнет
И меркнет свет…
А я - на кухне.
Прощай, поэт!
* * *
Как выпуклые стекла - волны.
Застыли в ледяной броне
Поля, пространны и безмолвны,
Угасла ненависть во мне.
Под снежным, гибельным покровом
Круглится линия ветвей:
Кольцо сжимается. Вот снова
Воспоминание о ней.